БРОНИН Семен Яковлевич (тел. дом.4991951669,, моб.89035233025)
Е-mail bronin39@mail.ru



ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ

(Непоставленные пьесы и сценарии)
БАБКА ЕГОРЬЯ (театр. вариант)


Комедия в 2-х действиях, с прологом, эпилогом и интермедией

Действующие лица.


Бабка Егорья.

Кощей Бессмертный.

Алена

Сема – молодой человек.

Леша, его приятель, тоже молодой человек.

Мать Леши.

Мать некой девочки.

Мать Семы.

Их соседка.

Отец некой девочки.

Отец Леши.

Участковый.

Закорюкин – чиновник округа.

Банкир.

Психиатр.

Шашков – префект округа.

Шашкова – его жена.

Маша – их дочь.

Боб и Питер – ее приятели.

Ведущий телепрограммы.

Генерал.

Подполковник.

Майор.

Капитан роты спецназа.

Бомж.

Охранники в доме Шашкова.

Пилот авиалайнера.

Певицы в подземном переходе, молодежь там же¸ продавщицы и охранники в модном магазине, солдаты.

Основательница нашего города – нечто огромное и расплывчатое.


Действие происходит в наши дни в Москве.


Пролог.


(Глушь и топь. Непролазный лес. Густой молочный туман. Женщина огромного роста валит дерево.)

-Этот на столб на ворота пойдет. Потолще: чтоб не выдернули. Потому как видеть никого не хочу…- (Обрубает ствол, делает на нем засечку.)- И болото поэтому для жительства выбрала… Эй, иди сюда! Животная!..- (На поляне некая колышущаяся масса с неровными очертаниями. Она вздрагивает от окрика.)- Так и будешь дергаться?.. Досками тебя обшить? Стоишь: неодетая, неприличная. Не нравится? Погоди, я тебе еще окна с дверьми сделаю!..- (Дикий крик природы. Молочный студень бьется о кисельные берега. Свет гаснет.)

Первое действие

(Тихий московский дворик: один из последних в этом роде, древний покосившийся дом, ветхий забор. Во главе ворот – столб, помеченный строительницей. Городской шум и говор. Три женщины на скамейке. Кругом пятиэтажки. Ранний вечер.)

Первая женщина (она бойчее других: мать Леши)- Уедет наша колдунья – кто нас лечить будет? Останемся на произвол. Так вот и живем каждый день: не знаем, чего завтра лишимся.

Вторая (более церемонная)- Она и вправду лечит? Или так – одни разговоры?

Первая (уклончиво)- Кого как. Как и врачи, собственно.

Вторая.- Надо сходить. Ничем, правда, не болею, но чем черт не шутит.

Первая.- Сходите. Накиньте что-нибудь попроще. Меньше платить будет. Она бедных любит.

Вторая.- И так одеваюсь проще некуда. Дочь в институт поступает – все на нее идет.

Первая.- Девки наряднее, парни накладнее. Где вот мой? В шесть часов должен был быть. Отцу обещал. Сейчас этот придет – психовать будет.

Вторая женщина.- Давно она здесь?

Первая.- Бабка? А кто знает? Говорят, царя видела, и не одного. А дом и того старше. И еще б столько простоял, если б не понадобился кому-то. Не сам, конечно, а земля под ним. А бабка и не думает выселяться.

Вторая.- Если действительно надо, выселят. У них руки длинные.

Первая.- Не длинные, а намасленные. Смажут, кого надо…- (Подходит участковый.)- Его, к примеру.

Участковый.- Что, женщины? Отдыхаем после трудов праведных?

Первая.- Надо ж когда-то. А вы гуляете?

Участковый.- Работаю. Это у меня работа такая – похожая на прогулки… Ваш вчера когда домой пришел?

Первая.- В восемь. Какие проблемы?

Участковый.- Да так… Вчера у вас во дворе кто-то палил. Из чего – установить пока не удается. Его ведь Лешей звать?

Первая.- Алексеем. Вы установите сначала, потом подозревайте. Даже звать как, не знаете.

Участковый.- Все я знаю.- (Делает пометку в блокноте.)- Но я не по этому поводу сегодня.

Первая.- Из-за старухи? Только что о ней говорили.

Участковый.- В точку попали. А что говорили?

Первая.- Да ничего. Что живет здесь спокон веков и ни у кого не спрашивается.

Участковый.- Вот именно, без спросу… Если хотите знать, ерунда с бабкой получается…- (Помолчал.)- Ни за кем ее дом не числится. Ни за каким отделением.

Первая.- А это как может быть? Вы ж всё между собой поделили?

Участковый.- Выходит, не все… Тут как раз граница между двумя районами проходит. Наш Хамовнический, раньше Фрунзенский, и их Болотниковский, прежде Красноказарменный. Я всегда думал, он Болотникам принадлежит, а они о нем не слышали. Такая вот карусель. И опять я отвечать буду. Хотя это не моя епархия… У нее хоть адрес есть, у бабки этой? Почта к ней приходит? Сейчас только таким и пишут.

Первая.- Про переписку не думаю, но сейчас к ней внучка из деревни приехала – она, небось, знает. Раз дорогу нашла.

Участковый.- Внучка – это интересно.- (Делает пометку.)- Надо будет задержать.

Первая.- За что?

Участковый.- За проживание в Москве без регистрации. Милиция найдет, за что.

Первая.- А, может, она зарегистрировалась уже?

Участковый.- Где, если дома по бумагам нет? Бабка – бомжиха, выходит. Хотя и со стажем. Окажется так, точно по шее дадут.

Первая.- Какая бомжиха, если у нее дом есть?

Участковый.- Я ж не говорю, бездомная. Бездомная и бомжиха – разные понятия. Не зря их разделяют.

Вторая.- Можно и без адреса зарегистрироваться. У вас это просто.

Участковый.- А вот это ценная мысль. Задержишь и подставишь кого не надо. Может, своих же. Проверим. Хотя не ясно, что проверять, но спасибо, что напомнили. У вас тоже мальчик?

Вторая.- Нет, бог миловал – девочка. В институт готовится.

Участковый.- Женщины, у которых девочки, умнее смотрятся. Я давно это заметил. Поэтому девочек и рожают… А за что ее ворожеей зовут? Колдует?

Первая.- И это нельзя?

Участковый.- Почему? Все можно – имей только лицензию.

Первая.- Испугались?

Участковый.- Не испугался, а разумная предусмотрительность. Профилактика несчастного случая… Начальство спросит: ему все знать надо. Пойду, в домовых книгах пороюсь: может, упустил что...- (Уходит. Выходят ребята: Леша, Сема и Алена, внучка бабки.)

Леша.- Выходи. Главный ушел. Можно не прятаться.

Алена.- Мне прятаться не надо. Я ничего плохого не сделала.

Леша.- А вот это самое опасное. Когда есть за что, все ясно: дадут по шее, скажут, больше не попадайся, а когда нет, что ты?! Чего только не припишут! Погоди, дай прежнюю мысль досказать. Хорошо погуляли. Я считаю, втроем лучше ходить, чем вдвоем. Во-первых, никакой ответственности. Вдвоем когда начинаешь встречаться, тебя сразу на заметку берут и всех собак на тебя вешают, во-вторых, тем для разговора больше: один другого всегда поддержит – две головы не одна. Не тет на тет. У вас в деревне не так?

Алена.- Нет. Мы или вдвоем или все вместе.

Леша.- Танцы, что ль? На танцы мы тебя завтра сводим. Такая дискотека! Народу: не пробьешься! Опять же втроем лучше: двое танцуют, третий место стережет.

Первая женщина.- Иди домой, танцор! Тебя участковый спрашивал. Натворили что-то: не то без тебя, не то с тобой вместе… И отец ждет.

Леша.- Так бы сразу и говорила. Иду.

Алена.- Я тоже пойду. Заниматься надо.

Сема.- Деловая?

Алена.- Не деловая, а готовиться надо. Раз приехала.

Сема.- Поступишь – с нами знаться не захочешь.

Алена.- Почему? У нас в районе две женщины-врача – обе за комбайнерами. Хозяйственные, правда, ребята.

Сема.- С квартирами?

Алена.- Какие там квартиры? Стоят дома пустые, земли кругом – бери, не хочу. Никому не нужно только.- (Входит в дом.)

Леша (вполголоса)- Ты к ней не прикалывайся. Про женитьбу разговор завел. Нечестно это. Я первый на нее глаз положил: сам разберусь.- (Матери.)- Что участковый сказал?

Первая.- Что ты у него на подозрении.

Леша.- А у него все на подозрении. А я почему-то первый.

Первая.- Кто-то из ружья во дворе палил. Я сказала, ты дома был.

Леша.- Так оно и было.- (Семе, тихо.)- Это я вчера из окна пугачом пальнул. Там акустика вверху: как в концертном зале. Менты понаехали: думали, разборка какая… Надо у тебя пугач спрятать.

Сема.- Милиции боишься?

Леша.- Какое – милиции? Что она, с ордером домой придет? Отец найдет – башку отвертит. Возьмешь? У тебя отца нет.

Сема.- Возьму, конечно. Я не хулиган, но если улику спрятать или алиби поддержать – это всегда пожалуйста, будьте надежны.- (Прячет пугач.)

Леша.- Не зажиль только. Полезная вещь: смотрится хорошо и шуму много дает. Иду, мать.

Первая.- Иди, иди. Ничего лишнего с собой не прихватил?

Леша.- Бомбу? Что я тебе, мать – террорист какой? Можешь обыскать, если хочешь…- (Мальчики расходятся.)

Вторая женщина третьей.- Второй – ваш? Участковый о нем не спрашивал.

Третья.- Он у меня тихоня. Им не интересуются.

Вторая.- Такие и нужны. Шумных без него много… Чем он у вас заниматься хочет?

Третья.- Не знаю… Нравится одно, а пойдет, видно, куда придется. Где больше заплатят. Любимое дело, говорит, надо душе оставить, потому как за него, все равно, платить не станут.

Вторая.- Чем увлекается?

Третья.- Шить хотел. Народ одевать. Да кому это нужно теперь, когда кругом магазины?

Вторая.- Это вы напрасно так думаете. Некоторые модельеры и теперь неплохо живут. Возьмите, например, Славу Зайцева.

Первая.- Нашли, к кому примеряться…- (Появляются участковый и чиновник префектуры Закорюкин – останавливаются поодаль.)- Смотри: понаехали. И впрямь, что-то готовят.

Закорюкин.- Вы выяснили что-нибудь, в конце концов?

Участковый.- Пока адрес уточняем.

Закорюкин.- А вы его не найдете. Я навел справки. У вас тут под носом дом неучтенный сто лет простоял. И еще б столько гнил, если б земля под ним не понадобилась. Что это вообще? Частное владение? Документы на него есть?

Участковый.- А я откуда знаю? Я не из БТИ. И не из земельного отдела.

Закорюкин.- А сама она? Фамилия у нее есть? Это уже по вашей части.

Участковый.- В стадии уточнения. Запросили, есть ли кто похожий в розыске… Может, она беглая преступница.

Закорюкин.- Вы лучше ее дом в розыск объявляйте. Куда смотрели до сих пор?

Участковый.- Думали, эта изба к другому округу относится и старуха с ней вместе…. Может, все так и оставим? Болотникам отдадим?

Закорюкин.- А договор с банком коту под хвост? Нет уж, это наша земля, никому не уступим. Бабку выставлять надо, а по ее дому бульдозером пройтись.- (В окне появляется бабка.)

Бабка.- Кто тут снести меня хочет?

Закорюкин.- Не вас, а развалюху вашу. Она общий вид портит. Архитектурную, так сказать, перспективу. У вас документы на нее есть?

Бабка.- Какие документы? Я этого слова не понимаю.

Закорюкин.- На владение дома, бабуся. Ясно, что жилье ваше немуниципальное. Не поймешь только – частное или какое другое, приблудное?

Бабка.- Слова-то какие! Как язык выговаривает? Нет у меня ничего. Когда строили, некому было подписывать. Все? Прием окончен?

Закорюкин.- Только начинается. Вы, я вижу, шутница порядочная. Надо бы познакомиться для начала. Как звать вас? Моя фамилия Закорюкин.

Бабка.- Не знаю такого.

Закорюкин.- Сама выбирала. Общим списком, правда, но я в нем в пятой строчке.

Бабка.- Я тебя выбирала? Это ты вкуса моего не знаешь. И не твоей я епархии – он же ясно тебе сказал?- (Кивает на участкового.)

Закорюкин.- Нашей, милейшая. С ним мы уже разобрались. Нам чужого не нужно, но и своего – вершка не отдадим.

Бабка.- Это тебе чужого не надо? Не смеши меня, старую.

Закорюкин.- Она еще и дерзит. Говори с ней, я послушаю. Много чести слишком.

Участковый (выступая вперед)- У тебя паспорт есть, бабушка? Твою личность установить надо. А то говорим с тобой, а не знаем, с кем. Кроме того, что тебя Егорьей звать.

Бабка.- Паспера добиваешься? Был когда-то, да в тартарары провалился. А может, и не было совсем. Плохо помню уже. Знаешь же старых: положат куда, а потом всю жизнь ищут.

Участковый.- Фамилию назвать можешь?

Бабка.- Вот чего не было никогда, так этого. Когда родилась я, фамилий, милок, не давали. По отцу величали.

Участковый.- И как его звали?

Бабка.- И этого не знать не могу. Потому как незаконная. Мать моя мужиков к себе близко не подпускала, на дух их не переносила, один раз только отвлеклась, заснула с устатку: лес здесь рядышком валила. Проснулась – нет никого, а уже беременная. Ссильничали, пока спала. С ней сонной только и можно было справиться.

Участковый.- На лесоповале, что ль?

Бабка.- Каком тебе повале? Говорю тебе: здесь, на этом самом месте, где стоишь ты. Памятник тут поставить надо. Мужскому беспутству.

Участковый.- Что-то я здесь леса не припоминаю.

Бабка.- А что ты помнишь? Как районы твои назывались? Путаете народ только: меняете каждый год названия. Чтоб у людей последнюю память отшибло.

Участковый.- Зато отца своего помню. Плохо дело. Надо у тебя отпечатки пальцев брать.

Бабка.- Чего?!. И с этим не выйдет ничего.

Участковый.- А это почему?

Бабка.- Ногти сильно отросли, пальцы до бумаги не дотянутся.

Участковый.- Острижем. Кусачками откусим.

Бабка.- Мои-то когти?! Попробовала раз ножовкой отпилить, так она сломалась посередке. А я до этого триста лет ею пользовалась. Старый мастер делал – не чета вашим.

Закорюкин.- Кончай балаган. Егорья – не знаю, как вас по отчеству.

Бабка.- Батьковной зови. И не Егорья я.

Закорюкин.- И это даже не так?

Бабка.- Ягорья я. Меня здесь на свой лад перекрестили – я не против, но имя-то свое помню.

Закорюкин.- Пусть так. И сколько тебе? Какого ты года рождения и под каким небом родилась, что тебя перекрещивать пришлось?

Бабка.- Небо у нас, Закорюкин, у всех общее, а родилась я вот в этом самом доме, а когда в точности – сказать трудно. Может, девятьсот лет назад, может, тысяча. У деда надо будет спросить. Он в столетиях разбирается.

Закорюкин.- Тут и дед еще есть?

Бабка.- А как же? Какая бабка без деда? Просеку эту, словом, моя мать валила. Думала, ей по лесу так удобней ходить будет, а оно, видишь, к чему привело. Все по ее дороге сюда и пришли. Большую ошибку сделала, я считаю.

Закорюкин.- Основательница города нашего? А я думал, Юрий Долгорукий.

Бабка.- Князь? Помню его. Проезжал по этой просеке. Тоже вроде тебя – индюк надутый. Фанфарон не из последних. Где ты видел, чтоб князья лес валили и дома рубили? Ты сам топор в руках держал?

Закорюкин.- Приходилось на даче.- (Участковому.)- Ее психиатр смотрел?

Участковый.- Запрашивали. Не стоит, говорят, на учете.

Закорюкин.- Да что вы запрашивали? Когда у нее ни адреса нет, ни фамилии?! С районом даже определиться не можете? Ну, и бардак! Как при Юрии Долгоруком.

Бабка.- «Бардак!» Ты мне такие слова не говори! Здесь место приличное! Дурдом, еще скажи!

Участковый.- Смотри, знает. Может, оттуда и сбежала?

Закорюкин.- А вот это может быть. Мы ее туда и вернем, а потом все бумаги от них же и получим. Они, что хочешь, выправят.- (Бабке.)- Хреновина, бабка, получается…

Бабка.- Опять! Да что ж это такое?!

Закорюкин.- Я думал, ты живешь как положено, с документами, с пропиской, приготовил тебе квартиру трехкомнатную в доме двенадцатиэтажном, а теперь и не знаю, нужна она тебе, квартира эта?

Бабка.- Не нужна, конечно. На каком, ты говоришь, этаже?

Закорюкин.- Двенадцатом. Остальное всё разобрали.

Бабка.- И земли нет?

Закорюкин.- Скверик перед домом.

Бабка.- Сам в своем скверике сиди. И гляди на него из своей скворешни! Скверик! Хорошее дело таким словом не назовут. Не нужно мне твое гнездо. Что я тебе – ворона, по верхам шастать? И толчок в доме, небось?

Закорюкин.- А где ему быть? Раздельный санузел. А ты, извини, куда ходишь?

Бабка.- Не в дом, конечно. За это меня хозяйка выгонит. В подпол – которого нет у тебя.

Закорюкин.- Ну и ну! Это посреди Москвы? Эта антисанитария?

Бабка.- У тебя, считаешь, лучше? У меня все чисто и запрятано, а ты его черти-куда вывозишь и стряхиваешь. В речку спускаешь?

Закорюкин.- На поля орошения.

Бабка.- Ну? А потом куда идет? Не в воду разве? При вашей-то бесхозяйственности?

Закорюкин (участковому)- О чем мы с ней говорим?

Участковый.- О дерьме.

Закорюкин.- Добрались до сути дела. Слушай, бабка. Мне с тобой говорить некогда. Даю тебе день сроку: собирай свои манатки и складывай к забору. Если по-хорошему, поможем тебе переехать. Насчет трехкомнатной квартиры уже не обещаю: с учетом изменившейся обстановки – но двушку или однушку, пожалуй, получишь. Дадим и паспорт восстановим. Раз потеряла ты его. Только давай по-мирному. Не то, вообще, ни шиша не получишь. Банку спасибо скажи: он за все платит. От нас бы не дождалась, поскольку бедная организация, а ему скандала не нужно. Если договорились, я завтра грузовик пригоняю, нет – не обессудь, приедет бульдозер с рабочими. Они твою лачугу в два счета с землей сравняют.

Бабка.- Пугай меня! Я за столько-то лет чего только не слышала. Никуда я не поеду. Что я полоумная: в твоем муравейнике жить? Он же обвалится через двести лет.

Закорюкин.- А ты дольше жить собралась? Тебе особняк нужен на Москве-реке? Так его и у меня нет. Ростом не вышел. А ты-то уж, прости господи!

Бабка.- Особняк не особняк, а чтоб земли кусок, забор кругом и в нем калитка, чтоб запереться от вас могла. И не поеду я никуда от дерьма своего. Знаешь, как тут земля родит? Кто ты такой вообще? Поживи с мое – заработаешь, может, на избушку. Все! У меня времени нет. Полнолуние, надо траву перебирать.- (Захлопывает окно.)

Закорюкин.- Поговорили. Завтра вызовешь психиатра с санитарами, милицейский наряд и пожарников.

Участковый.- А этих зачем?

Закорюкин.- Брезент внизу растянут. Вдруг из окна кидаться начнет. А за ней ее хозяйка. Кто это, кстати?

Участковый.- Не знаю. И еще дед.

Закорюкин.- Полный дом бомжей у вас под носом.

Участковый.- Виноваты, не досмотрели. А брезент зачем? С первого этажа будут прыгать?

Закорюкин.- Можно и с табуретки упасть, шею свернуть. Такова инструкция. Морока, но с бабкой кончать надо. Она тут, как прыщ на заднице.

Бабка (выглядывает из окна)- Не можешь ты, гляжу, без матершинки. Ты в мою избушку сначала войди. Если впустит она тебя.

Закорюкин.- Впустит. За мной банк стоит, а за ним строительная компания. А это уж, бабка, полный каюк.

Бабка.- Этим не напугаешь, не к такому привыкли, а что за банк такой?

Закорюкин.- НА-ДО. Народное достояние значит.

Бабка.- Награбили которое? И не стыдно людям в глаза глядеть? Совсем стыд потеряли! Никого не впущу, а банку в первую очередь!- (Закрывает окно.)

Участковый.- Вы поосторожней с ней. Она здесь колдуньей значится.

Закорюкин.- Этих колдунов теперь как собак нерезаных. Реклама на полгазеты. Идем, служба. Плохо ты интересы государства блюдешь.- (Уходит с участковым.)

Первая женщина.- Кончилась тихая жизнь. Бабку выставят, банк построят, машин нагонят видимо-невидимо – потом и нас с места попросят.

Бабка (выходит с черепом в руке)- Это мы посмотрим, кто кого.- (Вешает череп на забор.)- Раньше больше зубов было. Давно не воевала – поэтому. Нового поступления не было.

Первая женщина.- А теперь?

Бабка.- Теперь войну всем объявляю.

Вторая женщина.- А я как раз на прием к вам собралась.

Бабка.- Зачем? У тебя же нет ничего? Из любопытства? Я б и с этим приняла – за умеренную плату, да видишь же, как все повернулось? Не дают работать, аферисты.

Вторая.- Вы череп снимите. Украдут.

Бабка.- Кому он нужен?

Вторая.- Желающие найдутся. Редкая вещь, на дороге не валяется.

Бабка.- И череп украдут? За вами, гляжу, не угонишься… И внучка просила: ей в институт готовиться надо… И для врачевания моего неподходящая вывеска. Ладно, сыму. И так справлюсь – с помощью моей хозяйки. Эй, избушка, избушка! Покачай боками, помахай, как он говорит, задницей!..- (Дом виляет стенами. Женщины изумленно переглядываются, бабка уходит к себе.)



- - - (В доме у бабки. Она с Аленой перекладывает траву. Стены дома с плавно закругленными очертаниями, с арочными переходами от потолка к стенам. Иногда они как бы вздрагивают и потягиваются.)


Бабка.- Эти, с остренькими краями, клади отдельно. Они от жара помогают и от любовной горячки.

Алена.- Я с этими путаю.

Бабка.- Да что ты?! У этих же зубчики порезче и жилка посветлей. Не видишь разве? А еще доктором хочешь стать.

Алена.- Зачем это врачу?

Бабка.- Глаз зоркий? Это ты напрасно. Оттого и доктора теперь такие. Считают, как ты, и почку с селезенкой путают.

Алена (ненароком оглядывается)- Бабушка, а отчего у вас по ночам всё скрипит, дрожит и постанывает? Как в Японии при землетрясении?

Бабка.- Да все потому же… Не бойся, это стены скрипят, дом садится, суставами ворочает.

Алена.- А почему печки нет?

Бабка.- Хоть это разглядела. Зачем она? И так тепло.

Алена.- И зимой и летом?

Бабка.- А как же? Те же двадцать два градуса с половиной. И градусника не нужно. Ты мне лучше про бабку Варвару расскажи. Как она?

Алена.- Живет помаленьку. У леса на выселках.

Бабка.- Она всегда такая была. Еще нелюдимее, чем я. В мать пошла. А я, видно, в проезжего молодца.

Алена.- Тебя ругает сильно.

Бабка.- За что?

Алена.- За то, что в город подалась.

Бабка.- Здрасьте! Это они ко мне подались, а не я к ним. Пусть съезжают, если не нравится. Значит, в медицину хочешь пойти?

Алена.- Во врачи. У нас девчонки фельдшерами становятся, а врачи пока только приезжие.

Бабка.- Естественно. Это удовольствие вам не по карману. Большие деньги нужны.

Алена.- Я и так поступлю.

Бабка.- Поступила одна такая. Ждут тебя там, не дождутся, глаза протерли: когда приедешь. Ничего. Я клад припасла, пойдем с тобой к председателю комиссии. Они теперь все на деньгах помешаны, о них только и думают. Да и нельзя тут без денег, даже у меня не получается. Я с ними со всеми не связываюсь, в сторонке живу, а куда денешься? Всё, бестолочи, асфальтом залили: где картошку садить, морковку сеять? Я раньше до самого болота огород держала – считай, целая плантация, а теперь, как китаёза какая, на клочке земли маюсь. Диплом нужен, конечно. Удостоверение, что лечить можешь. Хотя ума он не прибавляет. А по правде если, без него лучше даже.

Алена.- Почему?

Бабка.- Почему да почему! Заставляешь голову ломать, как на экзамене. Потому что это дело тайное, доверительное, никому о нем знать не надобно, а тут, на тебе – талон на прием и очередь на полкоридора: у всех на виду, на общем обозрении. А доктор сидит, важничает, цену себе набивает. Ладно. Не буду плохое говорить, коллег своих позорить. А здесь – как примешь пару пациентов, так сама словно помолодеешь. Правда! От обстановки секретности. Только кряхтит она, моя поликлиника. Много народу выдержать не может. Пропускная способность маленькая. Всё перебрали? Сегодняшний урок выполнили? Положим теперь на старое место: им еще сто лет лежать надо. Я разложу, а ты подмети: вон, сколько сору набросали. Только мети не как вчера, к стене, а от стены к середке и к выходу. Она не любит, когда ее поперек трут, любит, чтоб вдоль массажировали. Старенький – домишка мой. Его мать из лесу привела, в землю врыла – он ее слушался. В матери силищи было – страх сколько. Я против нее слабже и ростом пониже. Мужичонка, батька мой, небось, таким был. С земли не мог до нее дотянуться, так уложил ее: по спящей-то и мухи ползают – разбавил нашу кровь, вот я ее и пожиже. Терпит меня, правда. А куда денешься? Не уйдешь никуда, из-за асфальта проклятого… Парней своих ждешь?

Алена.- Должны придти к калитке. Нехорошо?

Бабка.- Отчего же? Вас природа притягивает. Я в бога не верю, а в природу, попробуй, не поверь. Гони ее, говорят, в дверь, а она в окно. Пусть приходят. Погляжу на них сблизи. Только обувь пусть сымают. Вдвоем придут?

Алена.- Дружим так.

Бабка.- Дружить можно. Пока любовь не началась, а там – извини-подвинься.

Алена.- Посмотрим. Меня никто не торопит.

Бабка.- Правильно рассуждаешь. Это они всё спешат: будто им помирать завтра. По отцам надо смотреть. У Лешки отец громогласный слишком. Как пьяный болтать начнет, так я от окна отсаживаюсь: чтоб не оглохнуть. А у второго отец тихий был. Хотя тоже пьяница.

Алена.- Пьяница все-таки?

Бабка.- А где других взять? Разборчивая, гляжу, невеста. Есть, конечно, и непьющие, но эти бывают всего хуже. Не буйные, не тихие, а никакие, как теперь говорят. Опасней всего. Живет, живет с тобой как положено, а потом – на тебе, к другой ушел: она его, видите ли, больше устраивает.

Алена.- Откуда ты все это знаешь, бабушка?

Бабка.- Так слышно же через окошко, как женщины рассказывают. Они говорят на лавочке, а я слушаю, вместо радио. Думают: раз темно, значит не слышно, а в темноте, наоборот, все звончее доносится...- (Стук в окно.)- Ухажеры твои. Камешками в окно кидают. Пусть больше этого не делают.

Алена.- Окно могут разбить?

Бабка.- Разбить, не разбить, а больно ей, наверно – как ты думаешь? Зови, пока булыжниками не начали швыряться. Чаем их угощу. Кому веселящего дам, кому успокаивающего.- (Мудрит с чайником и травами. Алена вводит Сему и Лешу.)- Заходите, молодые люди. Не стойте в дверях: у нее это место слабое... Что не так?

Леша.- Запах сильный. Не пойму, чем пахнет. На дерьмо похоже, но еще какой-то привкус. Нюхал уже, а где, не помню.- (Садится без приглашения.)

Бабка.- Вспомнишь при случае. Надо будет в подпол залезть, проветрить.- (Семе.)- И тебе в нос ударило?

Сема.- А я уже привык. К хорошему быстро привыкаешь. Можно?..- (Присаживается.)

Бабка.- Тогда не полезу: рано. Он, и правда, полезный – воздух этот. Знаешь, почему я так долго живу? Потому что дышу им. В нем всякий микроб гибнет.

Леша.- Вроде карболки.

Бабка.- Сравнил – кишечные газы с химией. Ты, наверно, и окорок с консервантами ешь?

Леша.- Бекон который?

Бабка.- Какой еще бекон? Хорошее дело таким словом не назовут. Сказано тебе – окорок. «Бекон!» Чай будете? С моими травами – сразу предупреждаю.

Леша.- Полезные?

Бабка.- А какие еще? Других не держим. Хотя и такие бывают, конечно...- (Настаивает чай.)- Куда идете с племяшкой моей?

Леша.- Она вам племянница?

Бабка.- Внучатая. Сорокаюродная, если точно говорить. Я вчера ночью считала. Есть такое родство – не слышал?

Леша.- Далекое очень.

Бабка.- Это если сбоку смотреть, далекое, а сверху – ближе не бывает. Сестры Варвары потомство. Она сызмалу спала, как бревно, не добудишься – вот детей и нарожала. И хорошо. Своих нет – хоть у нее позаимствую.

Леша.- Сами не хотели?

Бабка.- Я, может, и хотела, да Кощей большой эгоист был – не вышло. Куда направились?

Леша.- На дискотеку.

Бабка.- А это что за невидаль?

Леша.- Танцы. Только диск-жокей есть и у бара выпить можно.

Бабка.- Очень нужно?

Леша.- Для понту. Чтоб с барменом поговорить. И стаканы у него взять. Там дорого слишком, люди с собой приносят. Но, вообще, круто. «Ногу свело» выступало.

Бабка.- Чего, чего?

Леша.- Ансамбль такой. Очень известный. Знать надо, бабушка.

Бабка.- Так сколько ни живи, все дурой помрешь. Танцевать втроем будете?

Леша.- По очереди. Мы с Семкой дружим, а я считаю, в этих отношениях дружба на первом плане должна быть. Любовь – накладное дело очень. От нее дети рождаются.

Сема.- Это если не предохраняться.

Леша.- Не дает ничего. Я пробовал. Разные способы есть, но на все сто не действуют. Лучше, вообще, в это дело не соваться.

Бабка.- Подумай! И у меня надежных трав нет. С природой не справишься.

Сема (значительно)- Это если нормальным путем, то да.

Бабка.- А каким еще?..- (Подростки помалкивают.)- Старая – опять от жизни отстала… Куда работать пойдете? Или в армию сразу?

Леша.- В армию пусть деревня идет. Я в коммерческие структуры пойду: там хорошо заработать можно. Если устроиться, конечно.

Бабка.- Кем работать-то будешь? По какой профессии?

Леша.- Брокером хорошо, да не попадешь: все места заняты.

Бабка.- Ничего не поняла, но занятие, видать, серьезное.- (Семе.)- А ты что скажешь? Тоже в рокеры?

Леша.- В брокеры. Рокеры – это другое немножко.

Сема.- Куда возьмут. Я неудачник, бабушка.

Бабка.- А это еще что за невидаль?

Сема.- Не выходит ничего. Хоть и рассуждаю правильно. Теоретик как бы.

Бабка.- Хорошо, не профессор. Слушай, я слышала, ты портняжным делом увлекаешься? Платье мне сшить можешь? Мое износилось совсем – за столько-то лет. Давно обновы не справляла. Как услыхала про тебя, сразу загорелась. Выходит, не совсем еще старая.

Сема.- Попробовать можно. Материал есть?

Бабка.- Есть, конечно. Давно припасен для этого случая. Второго такого нету.

Сема.- И второго платья не будет.

Бабка.- Вот-вот – это мне важно очень. Чтоб никто в городе такого не носил. Договорились? А я заплачу, естественно.

Сема.- Я и бесплатно сделаю.

Леша.- Бесплатно только канарейки поют. Спроси, сколько.

Сема.- Сколько даст, столько и будет.

Бабка.- Видал, хитрец какой. Так бабку и раздевает. Пей чай, теоретик. Настоялся уже.- (Разливает по чашкам.)

Сема.- И вправду пить хочется.- (Пьет, Леша осторожничает.)

Бабка.- А ты что церемонничаешь?

Леша.- Не пьется, бабушка.

Бабка.- Что так?

Леша.- За вас душа болит. Мы тут сидим, прохлаждаемся, а вас обложили кругом. К активным действиям готовятся.

Бабка.- Кто? И молчал до сих пор?

Леша.- Не к разговору было. Начальство приехало, бульдозер ждут.

Бабка.- Самый главный их начальник?

Леша.- Не то немного. Объяснить?

Бабка.- Не надо, и так ясно. Хорошее дело таким словом не назовут. Не выйдет у них ничего. Банку они поставят! После этого тут хоть разбегайся во все стороны. Моя мать однажды проспект провела – больше такой ошибки не повторится.- (Стук в дверь.)- Кто там? Входи, что зря стучать, она же не железная.- (Входит мать Леши.)- Опять печень разболелась?

Мать Леши.- Я не за тем. Что у вас в сенях будто медведь стонет?

Бабка.- Будешь стонать, когда тебя каблучищами топчут. Разуваться надо. Сколько в тебе весу? В лаптях надо ходить.

Мать Леши.- Да они, вроде, из моды вышли.- (Сыну.)- Чай пьешь?

Леша.- Собираюсь только. А Семка вторую чашку дует.

Мать Леши.- Пошли домой. Отец прислал: тут заварушка начинается – тебе в ней делать нечего. И так у всех на подозрении.- (Бабке.)- Ты извини, но у тебя сейчас вторая Чечня начнется.

Бабка.- Что извинять? Все правильно. Каждая о своем печется. Идите-ка, молодые люди, на танцы свои.

Алена.- Я с тобой останусь.

Бабка.- Нечего здесь делать. У тебя регистрация не оформлена – еще из Москвы вытурят.

Сема (встает рывком)- Пошли! Все путем будет! Бабушка со всеми справится! Что-то я после ее чая другим человеком стал! Слова так и сыплются!

Бабка.- Перебрал. Вторую чашку напрасно выпил: я куда-то загляделась.

Сема.- Так хорошо же! В голове новые горизонты открылись! Был теоретик, теперь на глазах делаюсь практиком!- (Леше.)- Зря не попробовал. Лучше экстази!

Мать Леши.- Он и без чаю хорош.

Сема.- А могу и здесь остаться! Снаряды подносить, баррикаду строить! Верно, бабушка?

Бабка.- Верно, только ступайте-ка вы все отседова. Поздно только не приходите.- (Выпроваживает ребят.)- А я позову своего приятеля…- (Открывает люк в подпол.)- Дед Кощей!.. Откликнись бабке Ягорье!

Алена (задержавшаяся в дверях)- Кого ты зовешь, бабушка?

Бабка.- Родственника одного. По отцовой линии.

Алена.- Где он?

Бабка.- В Киеве. Считай, за границей. Ждать надо: звук долго идет.

Алена.- Ты к нему ездила?

Бабка.- Он сюда. Мотался всю жизнь туда и обратно. Непутевый мужик.

Алена.- Вашим мужем был?

Бабка.- Гражданским. Не муж, а одно недоразумение. Мало кому в этом деле везет. А точнее сказать – никому... Что-то долго сегодня. На границе, небось, звук задерживают.

Алена.- Он в самом деле Кощей? Которым детей пугают?

Бабка.- На самом деле, он тому внук.

Алена.- Тоже сорокаюродный?

Бабка.- Поближе. В третьем поколении. А спеси, как у деда. Тот еще гусь.

Голос из подпола.- Бабка Ягорья! Здесь я! Лечу, как на крылышках!

Бабка.- Наконец-то! Давай, срочно лети, конец приема!.. А я в подполе порядок наведу. А то ушибешься с разбегу. Или попадешь во что не надо.

Алена.- Тебе помочь?

Бабка.- Говорю ж, одна справлюсь. У тебя паспер есть?

Алена.- Есть, конечно. Без него документы в институт не принимают.

Бабка.- Не отдавай никому. А то отберут и скажут потом, не было…- (Подходит к окну.)- И вправду техники понагнали. Ждут, собаки, сигнала… Ну, что вот им надо? Денег, видите ли, мало. Не знают, чего хотят. Одну жизнь строили, не достроили, теперь другую мастерят, из остатков. И сами не живут и другим не дают, бесы проклятые. Ступай на танцы свои. Все лучше, чем им на глаза попадаться. А я в подпол полезу. В тартарары мои…- (Спускается в погреб.)



- - -



(Перед избушкой. Много людей, но все держатся в отдалении. Окна домов раскрыты, из них наблюдают. На первом плане Закорюкин и служащий банка, чуть в стороне участковый и чем-то недовольный психиатр с дюжими санитарами нейтрального вида. Позади пожарная команда.)

Банкир.- Не хочет выезжать?

Закорюкин.- Нет. Выселять будем. Постановление есть, и народ собран.

Банкир.- Всем, надеюсь, проплачено?

Закорюкин.- Пока нет. Вас ждали.

Банкир.- Как это? Мы же с вами эту сторону дела решили?

Закорюкин.- Решили в общих чертах, но не практически… Как это вы себе это представляете? Чтоб должностное лицо взятки давало?

Банкир.- Оно только брать умеет? Ладно, попробуем напрямую с ней договориться. Может, дешевле выйдет. Бабушка!

Бабка (выглядывает из окна)- Что, внучек?

Банкир.- Выдь на крылечко, поговорить надоть.

Бабка.- Стара я – на крылечки выходить. И сожитель у меня есть: не дозволяет с молодыми людьми встречаться.

Банкир (Закорюкину)- А это еще кто?

Закорюкин.- Не знаю. Бомж какой-нибудь.

Банкир.- Круг переговорщиков, гляжу, расширяется.- (Бабке.)- Ладно, давай и его сюда. Может, вместе общий язык найдем. Поскорей только. Время – деньги, бабуся.

Бабка.- И его тоже посчитали? И почем оно теперь? При вашей инфляции? Сейчас выйдет. Штаны только натянет, парадные. Давай, дед, не мешкай. А то тебе счет предъявят поминутный. Как на телефонной станции…- (На крыльцо выходит Кощей в ветхом наряде киевского дружинника.)

Банкир.- Что за маскарад? Откуда вы, милейший?

Кощей.- Из застольного града Киева. Думал, так больше эффекта будет.- (Оглядывается на кафтан.)- С чужого плеча, правда, и моль съела, но через дырки воздух циркулирует. Дружинники после бражки одной подарили.

Банкир.- Знатное, видно, застолье было. Долетели из Киева или доехали?

Кощей.- Долетел. Только понизу.

Банкир.- Это как?

Кощей.- На салазках, подземными перелетами. Глубинное метро на собственном ходу.

Банкир.- Не понял.

Кощей.- Под действием силы тяжести.

Банкир.- Опять не врубился.

Кощей.- Что ж тут не понимать? У тебя в школе что по физике было?

Банкир.- Про физику не помню, а по математике круглое пять. Никто лучше меня сложный процент не мог сосчитать. Расскажите по порядку.

Кощей.- Можно и по порядку. Ты себе землю как шар представляешь?

Банкир.- По Копернику? Видел однажды глобус.

Кощей.- Вот представь себе такую картину. Я землю эту насквозь шилом проткнул или буром сверхпрочным – прикинул?

Банкир.- С помощью глобуса если.

Кощей.- Так вот падай в эту дыру и без всякого топлива вылетишь в Америку.

Банкир.- В Нью-Йорк?

Кощей.- А это куда прямая выведет.

Банкир.- Хочу в подвалы Манхеттен-Банка.

Кощей.- Можно и туда. Не сгори только по дороге. Там посередке жарко. Из Киева летишь, и то угораешь. Защитный комбинезон не спасает.

Банкир.- Значит, в Киев можно упасть?

Кощей.- Запросто. Туда дорога давно проложена. Только не прямая, как сам понимаешь, а по дуге.- (Показывает.)- Сначала почти вертикально, потом под углом, потом ровно, потом опять под углом, но назад, кверху – раз! и выпрыгиваешь по инерции. Попадаю, аккурат, в подвал моего дома. Там, между прочим, тоже бомжи живут: где их теперь нету, но народ надежный, не выдадут. Им все равно: хоть с Москвы, хоть с неба падай – без разницы.

Банкир.- С ними ясно. А каналы кто выкопал?

Психиатр.- У меня, между прочим, работа стоит. Десять вызовов не обслужено.

Банкир.- Дайте с человеком поговорить. В кои-то веки интересный разговор завязался. Вам заплатят.

Психиатр.- В будущем? Я предпочитаю настоящее время. А еще лучше – прошедшее.

Банкир.- А у англичан есть такое время – будущее в прошедшем. Или прошлое в будущем – кому как нравится. Фьючерсы, иначе говоря. Вас они не устраивают?- (Психиатр не понял, нахмурился.)- Кто каналы прорыл, любезнейший? Что-то я не помню такой коммунистической стройки.

Кощей.- Кто первый прорыл, не знаю, врать не буду.

Банкир.- Не будете врать?

Кощей.- Ни за что на свете! Свою репутацию под удар ставить? Я думаю, это с преисподней связано: им жара нипочем – но воспользовались ими уже наши предки. Большие были умельцы. Не надо, вообще, смотреть на прошлое с позиций нынешнего приоритета.

Банкир (оторопел)- Да что вы, разве я себе это позволю?.. А вы, извините, кто? А то я уже бояться начал.

Кощей.- Чего бояться? Я Кощей Бессмертный.

Банкир.- Правда? А я, стало быть, Владимир Красное Солнышко?

Кощей.- Нет, Владимира я помню: общался. Ты тощей его будешь и полысее.

Банкир.- Но и он, наверно, лысый был? Судя по прозвищу?..- (Закорюкину.)- Куда психиатры смотрят? Тут скоро вся нечистая соберется.

Кощей.- Не верит! Никто не верит, хотя сущую правду говорю! Я, конечно, не тот Кощей, кому иглу сломали и карьеру ему испортили, я, если правду сказать, внук его, но имя у нас одно, а Бессмертный – как бы кличка. Фамилия, по-вашему.

Банкир.- У меня адвокат был, Бессмертный – видно, ваш родственник.- (Психиатру.)- Приступайте. У вас работа стоит. И у нас тоже.

Психиатр.- Я должен спросить у них согласие на освидетельствование.

Банкир.- Не понял. У сумасшедших согласие?

Психиатр.- Если следовать закону, обязательно.- (Деду и бабке.)- Вы согласны говорить с психиатром?

Кощей.- Да я с кем угодно поговорю – лишь бы послушали. За тыщу лет столько разговоров накопилось, на любую тему, а никто не слушает.

Закорюкин.- С ним на кой разговаривать? Ее выселять, а не его.

Кощей.- Опять! Трагедия, да и только.

Психиатр (достает блокнот)- Как ее фамилия?

Закорюкин.- Кто б знал.

Психиатр.- Неизвестная, значит. Будем приметы описывать.

Бабка.- Приметы мои? Когти длинные – ни у кого нет! Подойди поближе – я тебе глазища повыцарапаю! Психиатр нашелся! Сколько за диплом платил?

Психиатр.- То есть, не хотите со мной разговаривать?

Бабка.- Хочу, еще как хочу! Подойди, говорю, ближе!

Психиатр.- Не хочет. Но и мне не особо нужно. Один – украинец, иностранец: если по форме, с ним через посольство надо, а с бабкой сами управляйтесь. Ее с милицией надо брать. Хотя и это нельзя.

Банкир.- А это почему?

Психиатр.- Потому что неопасная для окружающих. Если ее не трогать.

Банкир.- Как это не опасная? С такими когтями? И мы из-за нее землю занять не можем!

Психиатр.- Действуйте через суд. Мне тоже – свои глаза нужны, а не вставные…- (Вполголоса.)- Платите нормально, тогда все будет. А фьючерсами за нефть расплачивайтесь. Пошли, ребята.- (Уходит с санитарами.)

Закорюкин.- С этой бабкой так. Начинаешь во здравие, кончаешь за упокой.

Банкир.- Мне упокой не нужен! Мне земля нужна.

Бабка.- Зачем она тебе? Что ты на ней сеять будешь?

Банкир.- Отсталые у вас взгляды. Обязательно сеять разве? Поставим здесь здание в двадцать этажей, из стекла и металла, и вверху надпись будет: «НА-ДО».

Бабка.- Чего тебе надо?

Банкир.- Не мне, а «Народному достоянию». «НА-ДО» большими буквами.

Бабка.- И дальше что? Хрен с большой буквы! Из-за тебя язык свой испоганила.

Банкир.- Деньги будем в нем держать.

Бабка.- Как в кубышке?

Банкир.- Сравнила! В банке они, как на дрожжах, растут.

Бабка.- И от этого ума прибавляется или товару?

Банкир.- Всего. На деньги все купить можно.

Бабка.- Купить! Дело надо делать, а не деньги мотать. Работать будешь – у тебя всего вдоволь будет, а нет, все уйдет в эту махину двадцатиэтажную. В рост даете?

Банкир.- И это тоже. Положите под процент – вернем с прибылью.

Бабка.- Нашел дурочку. Смоетесь – с моими деньгами вместе.

Банкир.- Обижаешь, мамаша. Мы надолго пришли. Это первые смылись – которые нам место очистили.

Бабка.- Карманы они очистили, а не место. И вам, небось, деньги те передали. Или же вы это и были, только под другими фамилиями. Фамилии им нужны! Чтоб людям очки втирать. Деньги! Ходите по ним, да нагнуться лень.

Банкир.- Не понял.

Бабка.- А что ты понимаешь? Привык поверху глядеть, глубже зрения не хватает. Отойди в сторону. Сделай, говорю, в сторону шаг!

Банкир (шагает)- Сюда?

Бабка.- Ну!.. Еще шагни. В том же направлении… Рой теперь землю. Не бойся, неглубоко. На штык лопаты.

Банкир (Закорюкину)- Копайте.

Закорюкин.- Я, наверно, сам не буду?- (Участковому.)- Давай. Ты у нас за крайнего.- (Участковому подают лопату, он копает.)

Бабка.- Копай, копай – дело верное. Тут трава рыжая. Авось, накопаешь себе на избушку.- (Участковый упирается лопатой в сундучок, вытаскивает его – из него сыплются монеты.)- Нашли? Не подеритесь теперь.

Закорюкин.- Самому надо было копать: гордость до хорошего не доводит.- (Склоняется с банкиром над находкой, участковый подбирает откатившиеся монеты.)

Банкир (разглядывая одну из них)- Не подделка?- (Подходит Кощей.)

Кощей.- Дай погляжу. Арабские. Дирхемы называются. Давно их не видел. Они тут раньше в ходу были.

Банкир.- Дайте! Пошлю на экспертизу.- (Захлопывает сундучок, с трудом поднимает его. Закорюкин смотрит неодобрительно.)- Если в самом деле так, положим под пуленепробиваемое стекло в большом вестибюле – напишем: найдено на месте основания. Храните деньги в «НА-ДО», оно даже арабские дирхемы сохранить сумело.

Бабка.- Откупилась? Теперь внучке другой искать придется.

Банкир.- Это вы насчет земли? Тогда напрасно. Деньги ваши – пустяк по сравнению с этой пустошью. Хотя и приятный, конечно. И ваше умение читать по траве вызывает большое уважение – можно договориться о дальнейших поисках в том же направлении и взять вас в сотрудники.

Бабка.- У меня ж документов нет?

Банкир.- Это пусть вас не беспокоит. Такую ксиву выправим – хоть с видом на Канары. Но это потом. Сначала нам эту землю застолбить надо.

Бабка.- А вот ее-то ты и не получишь. У меня кроме нее ничего нет, и ничего больше не надо. Костьми лягу!

Банкир.- Землю придется отдать, это не подлежит обсуждению, поскольку решено на высоком уровне.

Бабка.- Ты в дом сначала войди – уровень!..- (Уходит к себе.)

Банкир.- Войду, если настаиваете.- (Закорюкину.)- У вас ордер есть? Или снова кому-то не проплачено?

Закорюкин.- Ордер есть. Сам выписывал.

Банкир.- Может, проще бульдозером?

Закорюкин.- Не знаю. Если у них во дворе золота столько, то что в доме? Бульдозер все в землю втопчет.- (Участковому.)- Где твоя группа захвата?

Участковый.- На кой она? В таком деле, чем меньше, тем лучше.

Закорюкин.- И это верно. Пошли втроем. На штурм Зимнего.- (Берутся за руки и идут к дому.)

Голос бабки из дома.- А ну, избушка, избушка, повернись к ворогам моим задом, ко мне передом – меня не зашиби только!..- (Раздается грозный скрип и треск, рыдающий утробный глас и дом медленно поворачивается.)

Участковый.- Дом повернулся!

Закорюкин.- Без тебя вижу! Все, ребята, труби отбой, будя на сегодня!

Банкир.- Это она поворотный круг включила! С другой стороны надо заходить!

Закорюкин.- У бабки круг поворотный?! Умельцы старых времен делали?! С позиций приоритета?.. Нет уж, с меня хватит! Слишком много всего! Это дело не для супрефекта даже, а для самого главного.

Банкир.- Мэра? Мэра я не потяну.

Закорюкин.- А тебя и не просят. Не твои это проблемы. А пока денежки гоните.

Банкир.- Какие?

Закорюкин.- Арабские – какие еще? Неизвестно, кому они причитаются. А верней, известно: родному государству нашему. Нашедшему десять процентов, а кто нашел – это еще вопрос, установить надо.

Банкир.- Это моя земля. У меня на нее купчая.

Закорюкин.- На золото купчая не распространяется. Покупаешь то, что сверху, а что внутри – это, так сказать, народное достояние. Не ваше только. Давайте. А то я группу захвата вызову: вон без дела дожидается.

Банкир.- Вы и под бульдозер пустите. Любимый ваш вид транспорта.- (Отдает сундучок.)

Закорюкин.- Вот и ладушки. Будет с чем к префекту идти. Хотя им, боюсь, не ограничится. Скажут, объект федерального значения. Избушка та еще, с фокусами! И вообще, это не мой район. Мой – Хамовники, а это Болотники.

Бабка (из окна)- Правильно говоришь. Комары до сих пор летают.

Закорюкин.- Слышали? И туман стоит.

Банкир.- Как деньги брать, все ясно, как землю отдавать, так туманом всё покрывает и погода портится. Эх, Расея, Расея, не доросла ты до рыночных отношений!

Закорюкин.- Конечно, не доросла. Раз тут такие бабки дремучие водятся. Эй, Егорья! Или как тебя?

Бабка (из окна)- Опять шумишь?

Закорюкин.- Как не шуметь, когда ты себя так повела? Золота накидала, в соблазн ввела, дом задом наперед поставила. Твоя взяла. Жди теперь высоких гостей. В случае чего, за меня слово замолви. Хороший, скажи, был мужик, обходительный. Другой бы давно в каталажку упер. Тебя ж скоро по телевизору показывать будут.

Бабка.- А это еще что?

Закорюкин.- А это такой ящик с окошком: нажимай кнопки, выбирай себе рожу посимпатичнее.

Бабка.- Кто ж на меня смотреть будет? При таком выборе?

Закорюкин.- Будут, Егорья Батьковна! Рекламу сделают – самого черта скушают. Это тебе не под нос бубнить, чары на дураков наводить – тут колдуют на всю Ивановскую! Отбой, ребята, все по домам, на сегодня концерт окончен!..



- - -



(У бабки. Пьет чай с дедом.)

Бабка.- Плохо помогаешь мне, Кощей. Я для этого тебя звала? Должен рядом стоять, держать общую оборону, а ты понес околесицу. Владимира вспомнил. На кой он тебе? Давно забыть пора.

Кощей.- Начальство помнить надо. Оно у меня, за столько-то лет, все по полочкам разложено. Тут ты меня не переубедишь.

Бабка.- Развел канитель. Все – про себя, про себя, про меня ни слова.

Кощей.- Опять напрасно, Ягорья! Ты меня не понимала никогда и сейчас не постигаешь. Я для чего все время про себя твержу и себя вперед выпячиваю? Чтоб в нас двоих больше весу было, чтоб знали, что и мы не лыком шиты и у нас с тобой приоритеты. Слыхала, как он мой термин использовал?

Бабка.- Прицепился к слову... Не говоришь, а камнями ворочаешь. Много приоритету, мало авторитету… Да и врешь опять.

Кощей.- А это почему?

Бабка.- Потому что у тебя язык так подвешен – не можешь не врать.

Кощей.- Это ты снова зря. Тут большие перспективы открываются, Ягорья. Я б сказал, историческая панорама.

Бабка.- Пилорама тут открывается, а не панорама. Последние деревья спилят.

Кощей.- Не права. Не понимаешь современную жизнь. Тут главное – на поезд вовремя попасть. Хоть за подножку уцепиться. Потом все само собой придет, а упустишь – будешь в хвосте тащиться. Еще одно тысячелетье… Чай с привкусом. Горячительного прибавила?

Бабка.- Успокоительного. Без чаю хорош.

Кощей.- Успокоительного? А я стараюсь, наливаюсь… Раньше не так меня встречала…- (Подсаживается к ней.)

Бабка.- Когда? В одна тыща хвостатом году?.. Отстань!- (Отталкивает его.)- Мне это в обед триста лет как не нужно!

Кощей.- Это в тебе мать говорит. Наивреднейшая была женщина. Семейную нашу жизнь испортила…- (Снова пристает к ней.)

Бабка.- Отстань, говорю! Очень уж надоел ты мне – за последнее тысячелетье… Дети на втором этаже.

Кощей.- Аленка на чердаке? Одна или уже с кем-то?..- (Бабка глядит выразительно. Дед не тушуется.)- Она больше нас в этом разбирается.

Бабка.- К ней еще пристань… У тебя в Киеве кто? Сколько я тебя знаю, у тебя всегда, кроме меня, еще кто-то был. Знаешь пословицу старую?

Кощей.- Какую? Я их забываю – как анекдоты. Напомни.

Бабка.- У кого, говорят, две бабы, тот на ум слабый.

Кощей.- И всего-то? Есть, что запоминать.

Бабка.- Не всё. А кто живет на два дома, у того не все дома.

Кощей (обиделся)- Это не про меня! Я в командировки ездил, а не на два дома жил! Откуда у тебя такие пословицы мерзопакостные?

Бабка.- Француз пленный рассказал. Хороший был мужчина.

Кощей.- Нашла лягушатника!.. На каком же языке вы с ним объяснялись?

Бабка.- Что на словах: научился немного, что – на пальцах. У виска вертел.

Кощей.- Пальцами не только это показать можно!.. Ну, Ягорья!

Бабка.- Что, Ягорья? Только дров и успел поднести. Поэтому и запомнился, наверно.

Кощей.- И пословицу успел рассказать? Соблазняла его – он тебе ее и жахнул!

Бабка.- Ничего он не жахал. Посмеялись просто. Грубый ты человек, Кощей. Ничего в женской душе не понимаешь… Кто у тебя в Киеве?

Кощей.- Так. Женщина для ведения хозяйства.

Бабка.- А все-таки?

Кощей.- Научная сотрудница. Кандидат наук.

Бабка.- Это в твоем духе. И какими ж науками вы занимаетесь?

Кощей.- Лапти плетем и на рынке реализовываем.

Бабка.- Опять носить стали?

Кощей.- Нет, в декоративных целях. Вместо тапочек. А вот валенки носят. Впору производство налаживать.

Бабка.- Климат переменился? Там вроде тепло было?

Кощей.- Топить перестают. Газу не хватает.

Бабка.- Топить перестают – это и в Африке замерзнешь. Тогда тебе и впрямь хозяйка нужна. Кости о нее греть… Отстань, говорю! Иди к своей кандидатше!..- (Сверху спускается Алена.)- Как спалось?

Алена.- Хорошо. Только большой петух все время снился.

Бабка.- Ногами топотал? Это от танцев. Как дискотека прошла? Ноги не свело от музыки? С кем танцевала?

Алена.- С Семой. Леша ушел. Переменил компанию.

Бабка.- Испугался, значит. А тебе обидно?

Алена.- Нет. Лучше даже. Вдвоем спокойнее.

Бабка.- Хорошо Сема танцует?

Алена.- Не очень. Не лучше, чем я. Зато рассказывает интересно. После твоего чая, наверно.

Бабка.- Что ж он тебе рассказывал?

Алена.- Как он в прошлом году в лесу был, и как у него котенок колбасу ворует.

Бабка.- И впрямь, разговоры интересные. Куда теперь?

Алена.- К нему. Зовет на минуту.

Бабка.- А ты откуда знаешь?

Алена.- Мобильный телефон. Можно по нему переговариваться.

Бабка.- Правда? Покажешь потом.

Алена.- Хочешь, подарю?

Бабка.- Зачем он мне? С кем разговаривать? С матерью бы я поговорила – это да. Не придумали еще такой телефон – с покойниками общаться?

Алена.- Не слыхала.

Бабка.- Как услышишь, скажешь. А с живыми мне пока говорить не о чем. С тобой если только.- (Алена уходит.)- Ты со своей тоже о котятах говоришь?

Кощей.- Не угадала. Я ей историю страны рассказываю.

Бабка.- И всего-то? Ну, и болтун ты. Почище Семки.

Кощей.- Она историк – я ей говорю: пользуйся случаем, пиши докторскую. Там многие мужики знакомым докторские пишут.

Бабка.- Когда содержать не в состоянии.

Кощей.- А ты откуда знаешь? Ты ж в научном мире не жила?

Бабка.- Везде одинаково. С худой овцы, говорят. Записывает за тобой?

Кощей.- Если бы! И слушать не хочет. Надоели мне, говорит, твои байки, не лезь в то, что не понимаешь. Я ей: я это видел все, при этом присутствовал, а она: что ж доказательств с собой не прихватил? Не кафтан этот, который напрокат можно взять, а бумаги какие или берестяные грамоты? Тебе б тогда, говорит, цены не было. Мне б цены не было – это ж надо такое сказануть!

Бабка.- Документы они любят, это точно. Хлебом не корми – бумажку покажи только.

Кощей.- Лапти, говорит, ты хорошо плетешь, не знаю, где научился, а в истории не смыслишь ни шиша: профан, нахватался из популярных изданий. Полоумным меня считает!

Бабка.- А ты полоумный и есть. Что ты шляешься всю жизнь, к начальству липнешь, дома не сидишь? Перед кем выслужиться хочешь?

Кощей.- Почему выслужиться? Хочу обществу помочь – в меру сил и возможностей.

Бабка.- Помогай – кто не велит? Зачем для этого вверх лезть? Там и без тебя тесно.

Кощей.- Наверху возможностей больше. Слушай, Ягорья, я тебе как раз одну вещь хотел сказать. Вчера до полночи думал, не спал. Ты только головой не мотай, не иронизируй.

Бабка.- Чего не делай?

Кощей.- Не насмешничай, иным словом. Разговор серьезный, я с тобой по этому случаю на научный оборот перейду, как в институте. На трибуне совсем другой слог, чем за чашкой чаю.

Бабка.- Там, наверно, за каждое слово отдельно платят. Ты когда к делу перейдешь, мыслитель?

Кощей.- Это я для разгону сказал. Надо плавно приступаться.- (Бабка проявляет нетерпение.)- Ладно, уже разогнался. Так вот, Ягорья, представляется мне, что в последние дни Фортуна обратилась к нам лицом. А до этого стояла, извини меня, совсем другим боком: словно нас не замечала...

Бабка.- А это еще что за женщина?

Кощей.- Фортуна? Это надо знать. Богиня удачи у древних греков.

Бабка.- На кой мне боги твои?! Да еще греческие!

Кощей.- Не хочешь богиню признавать – так это олицетворение успеха. Аллегория, иным словом…

Бабка.- Все, Кощей! Терпение мое кончилось! Или ты со мной по-русски говоришь или я тебя в подпол спущу и люк законопачу! Разорву дипломатические отношения!

Кощей.- Видишь, и ты на международный жаргон перешла… Ладно, не буду. Суть, бабка, в том, что сейчас нужно кое-чем пожертвовать: как в гамбите в шахматной партии – и очень удачно выступить.

Бабка (тупо)- Чего именно?

Кощей.- Чем пожертвовать или как выступить?.. Ты только не раздражайся. Сама неточно выражаешься, поэтому я и недопонимаю.

Бабка.- Чего?! Что значит – недопонимаю? Либо понимаешь, либо нет!

Кощей.- Это значит серединка на половинку. Так понятнее?

Бабка.- Пожертвовать чем, скажи лучше? Остальное меня уже не интересует! Чувствую, гадость готовишь. К которым я за тыщу лет привыкла!

Кощей.- Поэтому и медлю. Мешкаю, иначе говоря.- (Бабка берет в руки спицу, намереваясь проткнуть его.)- Ладно, сейчас жахну. Можно кое-чем из нашего добра поступиться – с тем, чтобы занять потом выгодные позиции.

Бабка.- Это чем же поступиться, идол ты каменный?!

Кощей.- Избушка. Ее можно удачно реализовать и хорошие деньги сделать.

Бабка.- Вот оно как! А что это ты ею распоряжаешься? Моя, вроде, собственность!

Кощей.- Но мы с тобой как бы супруги? Пребываем в гражданском браке?

Бабка.- А у тебя штамп в паспере есть? Нет? Вот и молчи тогда! Своим добром жертвуй.

Кощей.- Можно и своим. Общим, конечно, но мы его как бы приватизируем. Подземные переходы наши – их бы в целях транспортного сообщения использовать. Невиданные перспективы открываются. Можно министром транспорта стать.

Бабка.- Ага. И частную фирму организовать? Министерскую?

Кощей.- А почему нет? У них это принято. «Кощей и компания. Перевозка грузов и людей на дальние расстояния в сжатые сроки и без затраты горючего». Звучит?

Бабка.- Ночью не спал, изобретатель? Кому это нужно все, горе луковое?

Кощей.- Как кому? Человечеству.

Бабка.- И тебе заодно?

Кощей.- И мне сгодится. Надоело в тени отсиживаться. Хочется на виду побыть.

Бабка.- Покрасоваться? Дурак ты. Как был им, так и остался. Умные люди в тени живут, на свет только недоумки лезут. Кому жизнь короткой кажется: успеть надо, видите ли, отличиться. Их-то еще можно понять: их век короток, им без шуму жизнь не в жизнь, а ты-то? Столько лет прожил и не поумнел – хоть бы на малость… Но это хорошо, что ты мне сказал. Глаза мне открыл. Знать буду теперь, чего ожидать от них и к чему готовиться. Потому что все мысли твои, Кощей, и другим придут: нет в них ничего своего, оригинального. Одинаковый ты со всеми, и нет в тебе настоящего воображения!

Кощей (обиделся)- Зовешь, однако, при надобности.

Бабка (образумилась)- Зову, куда денешься? Больше некого, и забываешь всякий раз, что раньше было. Воображаешь опору найти, строишь себе иллюзии. Всякий раз мы, дуры, с вами ошибаемся…- (Стук в окно.)- А это еще кто? Стук начальственный. Не зря ты беду пророчил: принесла кого-то нелегкая…- (Подходит к окну.)- Мать моя лешая! Опять начинается?!.- (Во дворе разыгрывается действо. Подъезжают автомобили, выскакивает охрана, из головной машины выходит Шашков, важный, осанистый, но демократичный. Телохранители оцепляют дом. Префект идет к избушке. Стук в дверь.)

Голос Закорюкина за дверью.- Принимай гостей, Егорья Батьковна! Таких у тебя еще не было! Глянь в окно, если не веришь: за каждой штакетиной по охраннику.

Бабка (идет открывать)- Вижу! Торчат черепа над оградою!..- (Открывает, входит Закорюкин.)- Опять ты? И что за фон-барона привез?..- (Входит стремительный Шашков.)

Шашков.- Префект вашего округа Шашков Емельян Емельянович. А это моя супружница…- (Расшаркивается. Изба стонет и взвизгивает: идет Шашкова в шпильках.)

Бабка.- Обувь сымать надо. Пол не асфальтовый.- (Префектше.)- Особенно твою, со шпильками. Чего она терпеть не может – так это таких гвоздиков.

Шашкова (хихикнув)- А я в кресле посижу, ноги кверху подержу!- (Плюхается в кресло. Дом охает.)

Шашков.- Осторожней. Дому тысяча лет – неровен час, рассыплется.

Бабка.- Не рассыплется. В носках ходить надо – ничего больше.

Шашков.- Как в доме-музее Ганди? В носках стремно. Заразу бы не подцепить. Многовековую.

Кощей.- Хотите, лапти принесу. Захватил образцы продукции. Рекламирую при возможности.- (Бабке.)- Это я для общего дела стараюсь.

Шашков.- Если не ношеные, надену…- (Влезает в лапти.)- Ну, здравствуйте, Егорья – не знаю, простите, вашего отчества.

Бабка.- Да зови, как нравится. Мы люди тихие, скромные, не обидимся… Так с чем пожаловали, гости добрые? Куда путь держите?

Шашков.- Путь мы все на всемирную олимпиаду держим. Поэтому и пришли к вам: может, вы нам пособите.

Бабка.- Ничего не поняла. Говоришь, как некоторые.- (Оглянулась на Кощея.)- Правда, со мной в последние двести лет это случается – вдруг соображать перестаю: как глухая делаюсь. От возраста, наверно. Или от того, что говорите все, черт знает по-каковски.

Кощей.- Что тут не понимать? Всемирная олимпиада, раз в четыре года.

Шашков.- Да. И наша кандидатура на две тысячи шестнадцатый. Восемь лет осталось – совсем немного. Можно и не успеть. Но мы к этому еще вернемся, всему свое время... Это и есть ваш дом?- (Подходит к стене, пытается отколупнуть штукатурку. Дом ворчит.)

Бабка.- Эй, рукам волю не давай! Она этого не любит.

Шашков.- Смотрю, что за материал. Не пойму на расстоянии.

Бабка.- Можешь считать, бетон. Пополам с костями.

Шашков.- Уже тогда умели? Впечатление эластичности. Я строитель, поэтому интересуюсь.

Бабка.- На яйцах замешивали.

Шашков.- До сих пор упругость держат? Яйца другие были… И понимает ваши инструкции? Видно, автоматика включается?

Бабка.- Можешь и так считать. Только тебя она не послушает. Меня только.

Шашков.- Тембр голоса различает? Это класс. Мы к этому только подходим. И кто это все сделал?

Бабка.- Не знаю, милок. Мне он в наследство достался, а внутрь я не залезала. И тебе не советую.

Шашков.- Сам точно не полезу. Она с норовом, избушка ваша. Много степеней самозащиты.- (Остановился в раздумье.)

Шашкова.- А мебель где покупали?- (Ощупывает кресло.)- Антиквариат?

Бабка.- Плотник знакомый из досок сколотил. Антиквариат у меня вон: дед преклонного возраста.

Кощей.- Это ты, мать, напрасно. Я еще хоть куда. На мне целый институт держится.

Шашков.- Московский?

Кощей.- Киевский. Аэродинамики и ракетоплавания. Про последний запуск слышали? Я его и спроектировал и до ума довел. Без меня им крышка.

Шашков.- И в качестве кого вы там работаете?

Кощей.- Работаю известно кем – исполнителем, а оформлен, извините – сторожем. Потому как документов нет. Гость-арбайтер, по-вашему. Прибегают всякий раз: как из положения выйти – а я, натурально, показываю. Довольны остаются. У меня интуиция, ужас как, развита. Рука сама чертит. Все кривые без лекал получаются. Хочешь профиль ракеты, хочешь, любую загогулину. Чертежник ведь от черта происходит: потому так назвали. И не только это. Про подземные переходы-перескоки слышали? Могу продать. Вам еще не предлагали.

Шашков.- Представьте чертежи, посмотрим… Их для начала надо закрыть, перелеты ваши. Как-никак граница, а таможни нет. Так ведь?

Кощей.- Поставьте, если надо. Жарковато будет, но порядок нужно соблюдать – тут я с вами согласен.

Бабка.- Любишь ты, гляжу, начальству поддакивать.

Кощей.- А ты как думала? Я и с князем Владимиром в таком тоне разговаривал.

Бабка.- Что-то он тебя не особенно после этого жаловал?

Кощей.- А что поделаешь? Тут как получится. Мы про себя, они для себя. Не до жиру, говорят – быть бы живу. Голову свою, однако, проносил за столько лет, а по нашим временам это не мало.

Бабка.- И я свою сносила. Хоть и не лезла никуда. И сейчас не хочу. Так что тебе от меня надобно, исполать тебе, детинушка, Емельян Емельяныч?

Шашков.- Хочу с вами совместное предприятие организовать, Егорья Ивановна. Раз отчества не знаете, то Ивановной будете. Звучит патриотически.

Бабка.- Снова не поняла. Пропуск в воображении.

Шашков.- Поговорим об этом. Для начала я в гости вас хочу к себе позвать, в хоромы наши. Знакомиться надо не на ходу, а за чашкой чаю. Погостите день-другой, присмотримся друг к другу, а там и решим всё и документы общие подпишем. Если захотите, конечно.

Бабка.- Опять документы. Что за мозги у вас такие, документальные? Из своего дома я ни ногой... Хотя…- (Задумалась ненадолго.)- У тебя знакомства нет в Первом медицинском? Чего, говорят, для себя не сделаешь, то для другого согрешишь.

Шашков.- В Медицинской академии? Если и нет, найти нетрудно.

Бабка.- Помоги племяшку мою в доктора определить. Я порастратилась слегка, новый клад искать некогда, а нести не сегодня-завтра. Да они б те деньги и не приняли. Им зелень неси, а не медь-золото. Своего счастья не понимают.

Шашков (Закорюкину)- Это те дирхемы? Хорошие монеты. Настоящие. Я их в музей сдал. Устроим вашу племянницу. У нее-то фамилия и отчество есть?

Бабка.- А как же? Чай, не безродные. Костоногова Алена Ягуарьевна.

Шашков.- У вас Ягуарии в деревне водятся?

Бабка.- А ты думал? Считай, половина мужского населения. Раньше и баб так звали, но потом на Егорий перешли.

Шашков.- Занятно. Чего только в провинции не встретишь. На нее теперь вся наша надежда – говорю прямо, хотя и числюсь московским префектом. Завтра в институт позвоню.

Бабка.- И денег не надо?

Шашков.- Какие деньги, если от меня звонок будет. И вообще, вы немного преувеличиваете.

Бабка.- Да уж, преувеличиваю! Недопереувеличиваю, скажи лучше. В гости, значит? Но одна не пойду. Алену с собой возьму и этого хрыча старого. Потому как он без меня весь дом перевернет. Или сдаст в бессрочную аренду. И сюда чтоб никто ни ногой. Идет?

Шашков.- Как скажете. Хозяин – барин. Вы условия диктуете.

Бабка.- И чтоб условия эти не нарушать. Кое-что с собой возьму. Я подметать люблю, прихвачу с собой принадлежности.

Шашков.- Берите, что нужно. Алену вашу с моей дочерью познакомим: пусть привыкает к московской молодежи. И им надо кругозор расширять: всё в своем кругу варятся. Тусуются, как они говорят.

Шашкова (мужу)- А мы сможем всех принять?

Шашков.- У тебя места мало?

Шашкова.- Комнат достаточно, но ванных с туалетами всего две.

Бабка.- А я ими и пользоваться не буду!

Шашкова.- Это как же?

Бабка.- Да вот так. Сюда буду бегать.

Шашков.- Пожалуй, далековато?

Бабка.- У меня это быстро получается. Ладно, ждите нас у калитки.

Шашков (жене)- Пошли.- (Закорюкину.)- Мерседеса на всех не хватит.

Закорюкин.- Лимузин организуем.- (Выходит с Шашковым.)

Шашкова (задерживается)- Я только вещь одну спросить хотела, не терпится.- (Бабка недоверчиво на нее смотрят.)- Но это интимный вопрос. Можно в сторону отойти?

Бабка.- Отчего ж нет?- (Отходит с Шашковой.)- Что тебя так разбирает?

Шашкова.- Я спросить хотела: это правда, что вас мать во сне зачала?

Бабка.- И что с того? Что тут особенного? Половина населения так рождается. Под наркозом.

Шашкова.- Ну, не скажите! Я ничего подобного не слышала. Интересно! Встаешь – и уже беременная. Беспорочное зачатие – как от святого духа.

Бабка.- Наверно, и у них то же самое было. Значит, такая я. Где бог, там и черт.

Шашкова.- Интересно! А можно, я себе лапти оставлю? Очень нравятся.- (Разглядывает обновку.)

Бабка.- У Кощея спрашивай. Его собственность.

Кощей.- Берите. Спишем на рекламные расходы. Хотя налог все равно платить придется.

Бабка.- Заплатишь. Как звать-то тебя, любезная?

Шашкова.- Олимпиада Порфирьевна.

Бабка.- То-то он за тебя хлопочет. А я ему зачем понадобилась? Не иначе как аферу провернуть хочет. Ну, и пусть. Можно для разнообразия… Выйду, значит, из дома своего? Да и пора. Разомнусь, косточки расправлю. Старость, говорят, начинается, когда из дома выходить перестаешь. Сколько я в городе не была? Триста лет с лишним? Все, небось, переменилось. Пойдем-посмотрим: что они с нашим болотом сделали…





Второе действие



(В доме Шашковых. Он с женой, Закорюкин, бабка с неразлучной метлой, Кощей и Алена.)

Шашков.- Размещайтесь. Чем богаты, говорят. Вы с Аленой здесь располагайтесь, а товарища вашего – вы его, извините, так и не представили?

Кощей.- Кощей. Костей можете звать. Костя – он кости и есть.

Шашков.- И по отчеству Константинович? Раз у вас все Кости были? Константина Константиновича, стало быть, в ссылку отправим.

Кощей.- Это как? В натуральном смысле или символическом? Я всегда готов, но все-таки.

Шашков.- Вам вторую спальню предоставим. Сейчас насчет предметов ночного туалета распоряжусь.- (Уходит.)

Шашкова.- Спальни ваши рядом, не беспокойтесь.

Бабка.- Да хоть у черта на рогах.

Шашкова.- Поняла. А ванна и туалет, извините, один на две комнаты.

Бабка.- Мне он не нужен совсем. Я вам уже говорила.

Шашкова.- Как это? Я и в тот раз не поняла, и в этот.

Бабка.- Да так. Без еды обхожусь. Стало быть, и этого не надо.

Шашкова.- Но зубы-то вы чистите?

Бабка.- Нет.

Шашкова.- Не может быть. Столько рекламы по телевидению – не захочешь, да почистишь.

Бабка.- Если нужно, пальцем протру: они у меня шершавые.

Шашкова.- А если между зубов застряло?

Бабка.- Тогда когтями. Но это осторожней: зуб можно вырвать.

Шашкова.- Замечательно!- (Кощею.)- И вам тоже ванна не нужна?

Кощей.- Что вы? Я из нее не вылезаю. Особенно если с дезодорантами. У вас жакузи имеется?

Шашкова.- Есть, конечно.

Кощей.- Прекрасно!- (Бабке.)- Жакузи – знаешь, что это?

Бабка.- Представления не имею.

Кощей.- Лежишь на дне, а тебе в бок струя бьет. Как русалки щекочут.

Бабка.- У тебя одно на уме. В гробу будешь лежать – подружку себе попросишь.

Шашкова.- Такой увлекающийся? Интересно!

Бабка.- Интересней не бывает.- (Входит Шашков с дочерью.)

Шашков.- Пижама.- (Подает Кощею.)

Кощей.- Красота какая!- (Разворачивает.)- Я вас не обидел? Без пижамки не оставил?

Шашков.- У меня не одна. Носите на здоровье. Эту в Индонезии подарили, а ту, что ношу сейчас, президент Франции преподнес.

Шашкова.- Лично? Я и не знала.

Шашков.- Было в ночном комплекте, когда в Елисейском дворце ночевал.

Кощей.- С собой увезли? Правильно!

Шашков.- Не оставлять же: кто после меня ее носить будет? Знакомьтесь. Дочка моя, Машей звать.- (Маша неохотно кланяется.)- Важничает немного, но ей положено. Как-никак, а дочь префекта.

Кощей.- Какие люди! Куда мы, Егорья, попали! Буду потом рассказывать, не поверят. Я ведь и с Владимиром брагу пил. Как сейчас помню. А расскажешь кому – сразу скорую вызывают.

Шашков.- С утра пили с Владимиром?

Кощей.- С утра, вечера – не помню, врать не буду. Там день с ночью смешался.

Шашков.- Это и у нас бывает. Ну, так что? Дела будем завтра после обеда обсуждать? С утра, как водится – развлечения, потом переговоры.

Бабка.- Вы лучше в институт позвоните. А то забудете.

Шашков.- Ничего я не забываю, Егорья Ивановна, а это уж всего менее. Сейчас не время. А завтра не позвоню, а, пожалуй, поеду – тогда за ней бегать будут: чтоб скорей документы несла. Вечером в театр с вами пойдем. Займем вчетвером ложу правительственную.

Кощей.- Ягорья, слыхала?!

Шашков.- Маша Алену развлечет, а днем к нам из телевидения приедут. Программа насыщенная. Как у меня в Индонезии.

Маша.- Я в театр не пойду?

Шашков.- Нет. Официальный визит – завтра в газеты попадет.

Маша.- Тем более!

Шашков.- По этикету нельзя. Высокие особы путешествуют без детей.

Кощей.- Ну, и ну! Это пик моей карьеры!

Шашков.- Нам большое дело предстоит. Мы хотим избу главным козырем нашей программы сделать. Егорью Ивановну в виде олимпийского факела изобразить.

Кощей.- С метлой, что ль? Вы лучше ее прыгуньей поставьте. Она вам такие рекорды побьет, что никакой олимпийский комитет не примет. Скажет, пила допинги. Плохо только, что я все время как бы сбоку-припеку. Может, из меня эмблему сделать? Череп, например, со скрещенными костями?

Шашков.- Это не совсем то, что нужно. Поехал я. Утрясать кое-что.

Шашкова.- И есть не будешь?

Шашков.- Нет. Я теперь как Егорья Ивановна: без еды обхожусь. Ко мне на два слова…- (Отводит в сторону жену и Закорюкина, вполголоса.)- Я уйду – сюда никого. И отсюда тоже. Я везде охрану расставил. Понятно?

Шашкова.- Двое уже возле ворот стоят. Говорят, ты назначил.

Шашков.- Врут: ничего я не назначал. Кто это?

Шашкова.- Сказали, что историки. Подтянутые ребята.

Шашков.- Вот этих-то ни ногой! Подтянутых.- (Закорюкину.)- А ты иди, делай, что сказал. Надо пользоваться моментом.

Закорюкин.- Сейчас идти?

Шашков.- А когда? Времени в обрез.- (Уходит с Закорюкиным.)

Бабка.- Вечером в театр, а мне надеть нечего.

Шашкова.- Могу предложить что-нибудь из своего. Если не побрезгуете.

Бабка.- Нет уж. Я чужого запаха не переношу. И размер не мой.

Шашкова.- Тогда можно у Маши взять. Она, как вы, стройная.

Маша.- Еще чего?! Я тоже не переношу!

Бабка (мельком покосилась на нее)- Нет уж. Мне Семка нужен. Материал взял, а как вызвать его, ума не приложу.

Алена.- Нет ничего проще, бабушка. Сейчас его номер наберу.

Бабка.- Опять телефон? Вы без него никуда.

Кощей.- Мобильная связь, Егорья. Через спутник, который мы запустили.

Бабка.- Ты, гляжу, ко всем новостям причастен.

Кощей.- А ты думала? Можешь хоть с Америкой связаться. Больше того! Тебя же можно по этому мобильнику вычислить: где ты находишься. Мы в него в последний раз такую программу включили.

Бабка.- Да? Тогда выброси его к шутам, могильник этот. Мне такой не надобен.

Алена.- Соединюсь только с Семкой.

Бабка.- Потом. Не при людях же эти вещи обсуждать. Скажешь, чтоб шел с материалом.- (Шашковой.)- Какой адрес у тебя?

Шашкова (помявшись)- Адреса у нас нет. Дом префекта – все знают.

Бабка.- Совсем как у меня.

Шашкова.- Страхуемся от иностранной разведки. Если надо, машину вышлем.

Бабка.- С вашими-то пробками?

Шашкова.- Мигалку включим.

Бабка.- И чем она поможет? Сама слетаю. Быстрей будет. Чем людям подмигивать.

Шашкова.- Слетаю – это в прямом смысле или переносном?

Бабка.- В самом, что ни есть, переносном. Ну, что, спать? Загадывай, Алена, сон на новом месте. Где твои полати, Кощей? Нечего тебе в гостях засиживаться.

Шашкова.- Совсем рядом. Вторая дверь за третьим поворотом. Я провожу сейчас.- (Кощей кивнул, уходит.)- Егорья Иванна! Вы мне метлу не уступите? Очень подходит к моим новым лаптям! А я вам за нее пылесос уступлю! Мулинексовский!

Бабка.- На нем далеко не уедешь.- (Оглядывается.)- Ты, гляжу, меня в скворечник жить определила.

Шашкова.- Это комната типа мансарды, но зато в стороне от городского шума и все удобства: умывальник, чтоб умыться, даже камин, чтоб согреться.

Бабка.- Топите?

Шашкова.- Нет, декоративный. Электрический. Напоминает о радостях сельской жизни. Раньше он работал: светящиеся угли и красные бумажки – как бы по ветру развеваются, никогда не видели?

Бабка.- Нет.

Шашкова.- А теперь вентилятор сломался, бумажки висят – неинтересно, правда?

Бабка.- Совсем не интересно. В доме все взаправду быть, а не понарошку. Ладно, прощевайте. Гудбай, иным словом.

Шашкова.- Вы по-английски? А я вам по-французски – адьё. Мы с мужем только что из Франции.

Бабка.- Что ж там не остались?

Шашкова.- Здесь все-таки платят лучше. Вы про метлу не забыли? Я такая: если пристану, то надолго, я клейкая!

Бабка.- Не клейкая, а приставучая. Давай, давай.- (Выпроваживает ее.)- Постель хоть менянная?- (Ощупывает белье, нюхает его.)- Сомнительная. Буду поверху спать, раздеваться не буду. Шарф сниму только.- (Снимает шарф, бережно его вешает.)

Алена.- И мне не раздеваться?

Бабка.- А тебе зачем? Тебе еще придется в чужих простынях спать – привыкать надо. В общежитиях, я имею в виду. Что ж это за камин такой? Печь как печь, а в нее электрическая машинка вставлена…- (Подходит к камину, заглядывает в трубу.)- Если крыша там, а так оно и есть, поскольку она нас на чердак поселила, то надо будет использовать. По прямому назначению. Ладно, утро, говорят, вечера мудренее. Это они потому так говорят, что у них один день другого мудрёнее…



- - -



(В коридорах дома.)

Кощей.- Где ж спаленка моя? За семью замками, как говорится, за десятью печатями?..- (Выходит Маша.)- Хоть вас нашел. Все ушли, Кощея с девицей оставили. Как успехи на любовном фронте?

Маша.- Что еще?! Какая любовь на фронте?! В гроб ложиться пора, а туда же! Козел!..- (Резко вышла.)

Кощей.- От этого козла спасу нет. Все время сравнивают… Но это, с ее стороны, перебор: так со мной не разговаривали. Видно, у них, чем выше, тем круче. Родители поделикатнее ее будут. Мать – так просто загляденье. Надо на ней сосредоточиться…- (Заглядывает в одну дверь, в другую – за ней вырастает охранник.)- Извините, дверью ошибся. Не могу хозяйку найти. Очень бы хотелось видеть.

Охранник.- Ты кто такой?

Кощей.- Гость Емельяна Емельяныча.

Охранник.- А почему без сопровождения? Документы есть?

Кощей.- Документы в Киеве остались. В последний раз в сундук склал, сундук на дубе спрятал, а дуба не видно давно: спилили, наверно. Или спалили. Куда только охрана природы смотрит?

Охранник. - Иван! Включай тревогу первой степени!

Шашкова (выныривает из коридора)- Все в порядке, ребята. Это моя вина. Пока одних устраивала, другой потерялся: Маша за ним не приглядела. Пойдемте, Константин Константинович.

Кощей (расшаркивается)- С превеликим удовольствием.

Шашкова.- Я вам комнату приготовила.

Кощей.- С ними рядом? Нельзя подальше?

Шашкова.- Боитесь? Напрасно! Безобидные ребята. Все, между прочим, инвалиды второй группы. Никто в охране работать не хочет.- (Открывает дверь.)- Вот обитель ваша.

Кощей.- Кровать односпальная?

Шашкова.- Вам одному мало?

Кощей.- Да я во сне суечусь и ногами, как одно животное, дергаю. Копытом зашибить могу. Пяткой, я имею в виду.

Шашкова (игриво)- Так некого же?

Кощей.- Вы так думаете?- (Подъезжает к ней.)- Может, вы компанию составите? Я по этому случаю и на полу могу поспать. В Киеве меня всегда на пол складывают. Вы такая обольстительная!

Шашкова.- Правда? Мне давно этого не говорили.

Кощей.- Завидуют потому что. В вашем возрасте женщины только любезней делаются и, как вино, настаиваются. Я тоже не Руслан-царевич, но кое в чем молодых за пояс заткну. Целый час могу без перерыва.

Шашкова.- Да что вы? Мне бы на год хватило.

Кощей (воодушевляется)- Так за чем дело стало?! Шашки наголо, и в бой, как говорится!

Шашкова (с сомнением в голосе)- Подумать надо.

Кощей.- О чем думать? Этому делу мысли только препятствуют!

Шашкова.- Знаете, все не так просто. Мы с Емельяном Емельянычем оба на виду, все отражается на репутации.

Кощей.- Я вас как мужчина не устраиваю?

Шашкова.- Почему? В вас разве? Мужчина вы – хоть куда, выглядите очень заманчиво, но надо посоветоваться.

Кощей.- С кем? С батюшкой вашим?

Шашкова.- Нет, с нашим пиарщиком. Вы, извините, не на слуху. Если б вы известным актером были или даже пианистом, победившим на конкурсе, то можно было б решиться: все бы обошлось и даже приветствовалось – в конце концов, прибавило бы нам рейтинга, а Кощей Бессмертный – это пока ничего не говорит: ни уму, ни сердцу. Не поймут. Но я все-таки подумаю!- (Игривее прежнего.)- Спокойной ночи!- (Уходит.)

Кощей.- Спокойной ночи! У тебя, гляжу, снегу зимой не выпросишь!.. Что за жизнь такая? Переспать с кем – разрешения надо спрашивать у консультанта – какого, сам черт не выговорит. Может, права бабка: нечего в эти верхи лезть? Раз тут такие ограничения?.. Что за сон будет?.. Что за ночь вообще – без единой женщины!..- (Яростно стелет постель.)



- - -



(Близко к ночи, темно. Во дворе перед избушкой бабки. Мимо идет Леша, видит Сему, подсаживается к нему на лавку.)

Леша (говорят вполголоса)- Ты чего тут?

Сема.- За домом присматриваю. Бабушка просила.

Леша.- Она тебе уже бабушка?

Сема.- Не дедушка же… Возня, люди вокруг забора бегают. Охрану поставили.

Леша.- Аккуратней смотри. Загребут как родственника. А то и закажут.

Сема.- Не закажут. Меня не знает никто. Это ты у всех на виду.

Леша.- Не говори. Яркая личность. Платье пошил?

Сема.- Выкройки сделал. Вот принес: края обтачиваю. Материал – в первый раз такой вижу. Не то кожа, не то железо. Ножницами для листовой стали резал. Теперь примерить надо.

Леша.- Как же ты поправлять будешь? Если не так что нарезал. На память делал?

Сема.- По памяти. У меня в таких случаях зрение стереоскопическое. Все в объеме вижу. На миллиметр если ошибусь – и то редко.

Леша.- Пугач у тебя?

Сема.- А где же? Отдать?

Леша.- Нет, лучше у тебя. Целей будет. Знаешь что? Вообще тебе его дарю. С концами. Время, видишь, неспокойное: он тебе еще пригодится. Ну, давай, умелец.- (Уходит. На другом конце забора в тени вырисовываются генерал и два офицера.)

Генерал.- О чем они говорили?

Первый офицер, подполковник.- Что-то про листовую сталь, товарищ генерал. Плохо слышно было.

Второй, майор.- Мотоциклисты, наверно. Профиль крыла меняют.

Генерал.- Вас не учили, майор, что «наверно» к отчету не пришьешь? Тут надо везде приборы подслушивания ставить. Какие кладут в кровать к младенцам. Капитан!..- (Из темноты выныривает капитан.)- Почему все в доме знают про обложение? Приказ не читали, что всё должно быть инкогнито? Кто это пробежал только что?

Капитан.- Виноват, товарищ генерал. Рядовой Письмин до ветру бегал.

Генерал.- Это еще что?! Почему у вас рядовой с такой фамилией?

Капитан.- Он русский, товарищ генерал. Не Письман, а Письмин.

Генерал.- С ударением на первом слоге? Что-то я не знаю русских с таким ударением.

Капитан.- Сам в первый раз встречаю. Говорит, от слова письмо, а не от чего другого.

Генерал.- Вот и переведите его в писари. От слова писать, а не другого. И пусть Письминым будет. А еще лучше, Письменным: чтоб слух не резал. И пусть все стоят столбом, сливаются с окружающим. Как ниндзя: слышали про таких? Не черепашки, а настоящие воины-японцы! Чтоб как те были! Тех, что у забора, выкрасить полосами под штакетины. Если по физиономии пройдет, все равно мажьте: краска не масляная, водная – отмоются. Чтоб от фона не отличались.

Капитан.- Темно, товарищ генерал. И так не видно ни шиша.

Генерал.- Не рассуждать. Кому надо, увидит. Есть приборы ночного видения. Кто эти двое?

Капитан.- На лавочке? Не знаю, товарищ генерал.

Генерал.- Должны знать. Что-то я вас, капитан, не узнаю сегодня.

Капитан.- Не привык в Москве работать.

Генерал.- Привыкай. Тут, считай, зона военных действий. Если не боевых, то разведывательных.

Капитан.- Ясно. Обоих задержать?

Генерал.- Кого? Там один уже. Оставь. Может, через него сведения получим. Будет источником информации.

Капитан.- Ясно. Будет выполнено.- (Отдает честь, уходит.)

Генерал.- Всем все ясно, а дела нет. Вы тоже ничего путного не доложили.

Подполковник.- Так не было санкции. Походили вокруг дома – не пускают. Переходить к активным действиям?

Генерал.- А чего стесняться?

Подполковник.- Префект все-таки?

Генерал.- И что с того, что префект? Пусть он перед своими избирателями и подчиненными пузырится, а не в свое дело полезет, мы ему живо пузырь его проткнем. Делайте, что положено. Информация нужна. Мне все это не нравится. И дом, и двор этот: тут, говорят, недавно стреляли – и префект, который вперед батьки в пекло лезет.

Подполковник.- А как вы расцениваете, товарищ генерал, все эти невероятные подробности? Вроде поворотного круга и ее возраста.

Генерал.- Про поворотный круг не знаю: надо разобраться – а что касается возраста, то он не превышает продолжительности жизни библейских старцев. Мы иначе относимся теперь к священному писанию: многие сведения его подтвердились – возможно, и бабка из того же племени долгожителей.

Майор.- А каналы? Которые к Киеву выводят?

Генерал.- Каналы – это другое! Это сверхсекретно. Они же утверждают, что не только с Киевом связаны! Представляете себе прямое сообщение с Нью-Йорком? А? Каковы возможности?!

Подполковник.- Внутри жарковато будет.

Генерал.- Ничего. Закажем асбестовые скафандры с водяным охлаждением – не хватит, с жидким азотом сделаем. Все это решаемо: теоретически и практически. Можно и в пекло полезть. Не нужно только, чтоб об этом знали, кому не следует...- (Пронзительный телефонный звонок у Семы.)- Опять! Этот парень действует мне на нервы!

Сема (в телефон)- Здесь, конечно. Возле дома, как вы сказали… Всё сметал. Прикинуть надо… Ладно. Кусачки нужны и пила по металлу, но я и их взял. Жду, Егорья Иванна.

Капитан (выныривает из темноты)- Звонили из дома префекта! Радиослужба засекла.

Генерал.- И без нее ясно!

Капитан.- Арестовать?

Генерал.- Ты как в Чечне. Тебе еще огнемет в руки. Сказано, жди! И чтоб с темнотой слился, чтоб глаз твоих в ней видно не было! Черным их замажь, замаскируйся! Всем – прячься!..- (Лезет под стол, офицеры за ним. Раздается звук как от летящей мины, затем, в ореоле искр и прутьев, как комета с хвостом, рядом с Семеном сверху спрыгивает бабка с метлой.)

Бабка.- Сама решила прилететь. Чем их мигалкой пользоваться. И без меня пробки. Видишь, прямо в точку приземлилась. Хорошая, значит, точность попадания. Полетишь со мной?

Сема.- А почему нет?

Бабка.- Может, боишься? Бояться нечего. Садись сзади.

Сема.- Как на мотоцикле?

Бабка.- Ну! Она узкая, правда, скользкая – я ее одним местом обжимаю, у тебя его нет – так ты за меня держись. Уселся? Летим скорей. А то я охране сказала: по малой нужде в туалет вышла – надо торопиться, пока подозрения не вызвала. Сроду их унитазами не пользовалась, но там окошко сверху для вентиляции, удобное – узкое, а мне достаточно.

Сема.- Я тоже пролезу. Я тощий, как глиста.

Бабка.- Вижу. Назад, правда, сложней будет, чем изнутри: к стене не прилипнешь, да придумаем что-нибудь. На крышу спрыгнем и через трубу в дом проникнем: я уже разведала. Ну, залетная! Поехали!..- (Улетает с Семой – снова со снопом искр и отлетающим фейерверком.)

Генерал (вылезает из-под стола)- Дождались, твою мать!

Подполковник (за ним)- Это, наверно, индивидуальный ракетный двигатель? Я слышал о таких.

Генерал.- Какая разница?! Что б ни было, меня за второй такой запуск ее же метлой погонят! Чтоб над Москвой свечки скакали!- (Нецензурно бранится.)

Капитан.- Я ж говорил, брать надо. Теперь не догонишь.

Генерал.- Выясни, что за тип, и мне на стол. Охрану утроить. О полете ни слова. Хотя, все равно, узнают, снимут на мобильники, завтра в хронику пустят, если не принять меры... Кто вот они? Террористы или диверсанты? Зачем им инструмент по металлу? Что за космический аппарат они мастерят?

Майор.- Говорил, платье шьет.

Генерал.- Дело он нам всем шьет, а не платье. Типичная легенда разведчиков! Она, вон, уже все разведала! Не то, что вы, размечтаи! А передвигается-то как! Вот кого в вашу роту надо, капитан! А не рядового Письмана!



- - -



(У Шашковых. Он и Закорюкин.)

Закорюкин.- Чем кончилось вчера?

Шашков.- Главный недоволен. Не то учуял что-то, не то сдал в последнее время. Раньше бы зубами вгрызся… Я еще маху дал: сказал, что многое неясно. Стены, мол, не известно, из чего сложены. Вот, говорит, и выясни сначала – прежде чем в правительство с этим лезть.

Закорюкин.- Закрываем проект?

Шашков.- Да нет уж. Он не дурак: свою выгоду знает. Подошел потом: ты, говорит, проворачивай это дело, я тебя поддержу, но давай без лишнего шума. Так что иди в дом этот и бери из стен пробу. По-тихому.

Закорюкин.- Может, химика послать?

Шашков.- Сам иди. Лишние рты мне не нужны.

Закорюкин.- В смысле покушать?

Шашков.- В смысле болтать, Закорюкин! Ты-то хоть человек надежный?

Закорюкин.- Емельян Емельяныч! Вы ж знаете!

Шашков.- Вот и иди. А как пирог делить – это мы потом разберемся.

Закорюкин.- А как со всем прочим? Торжественная часть и все такое?

Шашков.- Поход в театр отменяется, телевидение пригласим. Но не первый канал, а нашего округа. Я уже отдал распоряжение. Запишем – потом можно и Центральному телевидению предложить.

Закорюкин.- Продать, Емельян Емельяныч!

Шашков.- Ну, продать. Это детали. А где Егорья Ивановна?

Закорюкин.- Где-то здесь была.

Шашков.- За ней глаз да глаз нужен.- (Входит скучающий Кощей в пижаме.)- Где супруга ваша, Константин Константинович?

Кощей.- Не знаю. Мы с ней в последнее время как бы врозь живем. Думаю, летает где-то.

Закорюкин.- Слухи идут, что кто-то над городом прыгает. Или ракеты пускает. С боевой головкой и хвостовым оперением.

Кощей.- Ее проделки.

Шашков.- Я же говорил…Час от часу не легче! - (Уходит с Закорюкиным.)

Кощей (садится в кресло)- Ну, и скукотища! Заняться абсолютно нечем. Ни тебе ракету спроектировать, ни лапти не сплести. Нудное это дело – к правительству в гости ходить. Одно и есть хорошего, что пижаму подарили…- (Из камина вываливаются один за другим два офицера в светомаскировочных халатах, черные от сажи.)- Домовые, что ль? Давненько я их не видел!- (Офицеры скидывают халаты, остаются в мундирах.)

Майор.- Не ушиблись, товарищ подполковник?

Подполковник.- Нет. Сгруппировался, как при прыжке с парашютом. А ты?

Майор.- А я бока обил. Хорошо, сажа удар смягчила. Куда халаты девать?

Подполковник.- Засунь в камин. Он у них здесь вместо мусорной урны… Заткни подальше: чтоб не было видно…- (Майор выполняет распоряжение. Офицеры осматриваются, не замечая Кощея, который слился с обивкой кресла.)- Что мы ищем?. .- (Принюхивается.)- Похоже, ночевала тут. Козлом пахнет… Нас ведь документы интересуют?- (Роется в тумбочке и в постели.)

Кощей.- Документов-то как раз и нет.

Подполковник (подпрыгивает)- А это кто?! Как вы здесь оказались?!

Кощей.- Как сидел в кресле, так и сижу. Это у меня пижама на обивку похожа. Не то мебель под пижаму делали, не пижаму под обивку.

Подполковник.- Вот как надо маскироваться. Но кто вы все-таки?

Кощей.- Кощей из живых мощей. Это меня в детстве так дразнили – я с тех пор детей сильно ненавижу. О чем будем разговаривать?

Подполковник.- А о чем бы вы хотели?

Кощей.- О чем угодно. Хотите об истории? Я со своей лапотницей насобачился эти разговоры вести. Как-никак, живой свидетель. Какое столетие возьмем?

Подполковник.- С самого начала давайте. Мы теперь начала свои ищем.

Майор.- И концы тоже.

Подполковник.- Одно вытекает из другого. Предположим, десятое столетие. Проэкзаменуем вас. Так что у нас было в десятом веке?

Кощей.- Первобытно-общинный строй с элементами товарно-денежных отношений.

Подполковник.- А в одиннадцатом?

Кощей.- То же, только товаров побольше. И денег, соответственно.

Майор.- Для этого не нужно было при этом присутствовать.

Кощей.- А что делать, если вас только это интересует? Моя на товарно-денежных диссертацию сделала.

Подполковник.- Раньше было так, теперь за ум взялись. Оставили вульгарно-экономический материализм. Нас другое теперь интересует.

Кощей.- Что именно?

Подполковник.- Например, победы нашего оружия.

Кощей.- Победы – не могу. В сражениях не участвовал. Потому и живу так долго.

Майор.- Дезертировали?

Кощей.- Из армии убегал? Нет, вообще туда не попадал. Уклонялся от призыва. А потом по возрасту не брали. Тут я вам не помощник. А вообще, в нашей истории копать да копать. Клад, что мы нашли, как раз с десятого. Арабский купец закопал. Перед тем, как напали на него.

Майор.- Вы среди нападавших были?

Кощей.- Среди смотревших. Сидел на дубу, наблюдал, как делают историю.- (Входит бабка с Семеном и Аленой).

Сема.- Такая прогулка! Никогда не забуду! Мимо всех пронеслись!- (Остальным.)- За пуговицами пришлось слетать. Пуговицы дома оставил.

Бабка.- Об этом молчок.- (Оглядывает всех.)- Новая компания, гляжу? О чем говорили без меня?

Кощей.- Да спрашивают, что тут было до них, а я ответить не могу. Занимаюсь вульгарным материализмом.

Бабка.- Это на тебя похоже. Болото тут было – ничего больше.

Подполковник.- И людей не было?

Бабка.- Почему? Они всегда и везде были… Жили тут люди тихие, смирные – спросишь о чем, задумаются – хорошо, если к завтрему ответят. А то и вовсе постесняются. Копались в земле, ели репу, корешки всякие.

Подполковник.- И какой были национальности?

Бабка.- Да они, понимаешь, такие скромные были, что даже этого не ведали. Знали, что люди, а в подробности не вдавались. Верили в то, что видели: в деревья, в кусты, в речки да ручейки всякие. Такая уж вера была – экологически чистая.

Подполковник.- Это интересно. А потом что?

Бабка.- Потом другие пришли – из его мест,- (показывает на Кощея)- из каких-то степей, с амбицией. Распоряжаться стали – старые к ним как бы в полон пошли, в прислуги. Так они и слепились: одна половина хвастает, а другая корешки ест.

Подполковник.- Но подчинились-то безропотно? Это важно.

Бабка.- Вроде пока так, а что дальше будет, бабушка надвое сказала. История, говорит, рассудит.

Подполковник.- Тысячи лет недостаточно?

Бабка.- А что такое – тыща лет? Глаза открыл-закрыл, и уже беременная. Знаешь, как муж с женой живут?

Подполковник.- Нет. Я со своей редко встречаюсь. Если только в воскресенье за завтраком.

Бабка.- И что так?

Подполковник.- Работы много слишком. На наших плечах мир стоит. Так что в семейном деле я не специалист.

Бабка.- Ясно. Если в этом не специалист, значит, вообще, мало на что пригоден. Объяснить тебе, как муж с женой живут? А живут они, милый, так, что думаете вы всю жизнь, что главные в доме, а к концу выходит: она всем заправляет, а вы так, с боку-припеку, как Кощей говорит. Ясно тебе иносказание?

Подполковник.- Не очень.

Бабка.- Не силен ты в истории. Да и не мудрено: ее не сразу понимать начинаешь. Слабые сильных сильнее – вот вся ее наука. Потому что их больше. Туча молнии сильнее: заливает ее. Против числа нет ремесла. Как тебе еще это выразить?

Подполковник.- Так жена тоже одна?

Бабка.- Сравнил. Ты только на работе, штаны протираешь, а она везде поспевает: ее будто несколько. Ваше счастье, что слабым мало нужно: чувствуют, что их много, и спрашивать стесняются – их поэтому ублажить нетрудно. А вы и того не даете. В расчет их не берете, всем одни владеть хотите. То у вас крепостные были, то колхозники, теперь – вообще невесть кто, без профессии. Опять не ясно?

Подполковник.- Что-то стало доходить, но, боюсь, это не ко времени. Мы оставили марксистские разговоры в пользу бедных. Вы с такими мыслями не ко двору будете.

Бабка.- С умными мыслями, милок, никогда ко двору не будешь. Потому как смеши да забавь, а ум дома оставь. Не так разве? А вот и хозяин наш.- (Стремглав входят Шашков с супругой и Закорюкин.)- У меня как раз к нему вопросы накопились.

Шашков.- Сначала со своими разберусь! Что здесь – дом префекта или проходной двор?!- (Офицерам.)- Как вы сюда попали? Вас в списке гостей нет.

Подполковник (добродушно)- Прошли, как положено, через ворота. Показали документы – вопросов не было.

Бабка.- Через камин они пролезли, по первому моему маршруту. Там хоть и электрический камин, а за ним настоящий. Видишь, у него сажа на виске? Я сначала сама так хотела, а потом решила: через вентиляционное окошко. С Семкой. Ты, часом, не ушибся?

Сема.- Нет. Вы мне, бабушка, путь проложили.

Бабка.- Ну. Заслонила одним местом.- (Шашковой.)- Туалет ваш, извините, придержали – Аленка занимала: окошко настежь держала, караулила.

Шашкова.- То-то я попасть туда не могла. Пришлось на другой этаж идти. Хоть вы и говорили, что он вам не нужен.

Бабка.- Ну, извини, пожалуйста. Не знаешь же, когда приспичит.

Шашков.- Так. Двое через камин прибыли, двое через вентиляцию и двое у Маши сидят. А эти откуда? Через какие трубы проникли?

Шашкова.- Эти по ее приглашению. Готовятся к экзамену.

Шашков.- Замечательно! И снова мимо меня и вопреки моему запрету! Эта Машка, что хочет, делает. Говорят же, прежде чем порядок в стране наводить, наведи его у себя дома!

Шашкова.- Дома порядка не будет – это я тебе говорю. При таком обслуживающем персонале? Ты лучше страной займись. Или хотя бы городом.

Шашков.- Так. Куда ни кинь, как говорится.- (Офицерам.)- Не лучше бы вам нас оставить? Хотите: так же, как пришли, хотите, через ворота. Назад-то у нас всех выпускают. В отличие от ваших хором. Я ведь догадываюсь, откуда вы.

Подполковник.- Побудем еще. Не во всем еще разобрались.- (Показывает взглядом на бабку.)- Остались кой-какие вопросы.

Бабка.- Вот-вот! И у меня они есть.- (Шашкову.)- Я тебе сейчас счет представлю. Мы с тобой договаривались?

Шашков.- О чем?

Бабка.- Память у тебя, гляжу, начальственная!.. Ты за племяшку мою хлопотал? Для чего я к тебе сюда пришла и из-за чего, вообще, с тобой вожжаюсь? Забыл наши условия?

Шашков.- Так день всего прошел. Сделаем, не беспокойся.- (Чиновнику.)- Свяжи меня с ректором.

Закорюкин.- Прямо сейчас?

Шашков.- Погоди. У нее еще что. Судя по всему, целый реестр.

Бабка.- Реест не реест, а где театр обещанный? Я в нем никогда не была, а мне надо знать, шить платье или подождать. Это у тебя времени не меряно, а у меня каждая минута на счету. Потому и живу долго.

Шашков.- Театр всего проще.- (Закорюкину.)- Возьми билеты в Большой. На какую-нибудь «Русалку».

Кощей.- На «Русалку» с превеликим удовольствием. Одна жалость – у нее хвост вместо остального.

Шашков.- С вами ясно: вам балет нужен.- (Бабке.)- У вас ничего больше?

Бабка.- Моих детей со своими хотел свести – был такой разговор? Мне это не нужно, но уговор, слышала, дороже денег?

Шашков.- И это учту. Хотя голова не тем занята, Егорья Ивановна. Не для себя ведь стараюсь, а для нашего общего с вами дела. Чего-то вы все-таки недопонимаете.

Бабка.- Все я допонимаю, что нужно.

Шашков.- А я вот, глядя на вас, знаете, что думаю? Что возможности наши расширяются. К этому дому да еще прыжки ваши, а того лучше – групповые скачки: тогда аттракциону цены не будет. Если на Олимпиаду приедет миллион гостей и каждый захочет вас увидеть, представляете себе, во что это выльется?

Бабка.- Затопчут все – вот во что это выльется.

Шашков.- Не затопчут. Мы все подходы бетоном зальем или, лучше, камнем выложим – ни следа не останется.

Бабка.- Ни следа не останется – это точно. Ни от чего.

Кощей.- Мне можно сказать, разрешите? Зажигалку могу вам предложить. С ракетным топливом. Летает – почище ее метлы, только наводится пока плохо. Могу взлететь, а где приземлюсь, не знаю, но к Олимпиаде усовершенствую.

Шашков.- Нет уж, мы метлой ограничимся. На вашу зажигалку непременно гриф секретности наложат и все разом прикроют. И так уже… Вы про подземные перелеты помалкивайте, ладно?

Бабка.- Я ему всю жизнь говорю, чтоб язык за зубами держал. Целее будет. Сегодня, значит, театр?

Шашков.- И телевидение тоже. Я ведь все помню, а если не помню, секретарь подскажет.

Бабка.- Мне твое телевидение как раз меньше всего нужно. Сегодня – так сегодня. Значит, дошивать надо. Покажи, Сема, что ты без меня тут накроил.

Сема.- Еле нарезал. Можно примерять, бабушка.

Подполковник (Шашкову)- Меня это платье тоже интересует. Нельзя поприсутствовать?

Шашков.- При примерке? Ее спрашивайте. Мужиков они обычно вон выставляют.

Подполковник.- У меня прямое предписание.

Шашков.- Тогда переоденьтесь женщиной. Или в камин полезайте, откуда вылезли – снимайте оттуда перископом.

Подполковник (вполголоса Шашкову)- Я тут по заданию генерала.

Шашков.- Правда? А я думал, с чего это вы ко мне пришли оба? Здесь не поместитесь. Идите в мой кабинет, где я совещания провожу. Там большой стол – для вашего металлолома.

Бабка.- Про племяшку не забудь.

Шашков.- Непременно, Егорья Ивановна. Думаю, с чем к ректору идти. Земельный участок на него оформлю.- (Выпроваживает их, остается с Закорюкиным.)- Знаешь что, Закорюкин?

Закорюкин.- Пока нет.

Шашков.- Поезжай-ка ты в БТИ, потом в департамент по жилью и земельную инспекцию и выправь мне документы на этот дом.

Закорюкин.- На чье имя?

Шашков.- Да хоть на кого. Хоть на Петрова Ивана Сидоровича. Лишь бы такого не было. Дом по бумагам не существует – ничего не стоит ему адрес дать и оформить. И с документами людей выселяют, а уж без них… Мы с этим боремся, конечно, но здесь сам Бог велел.

Закорюкин.- Аванс бы не помешал.

Шашков.- Без него не можешь? Зачем тогда моим секретарем числишься? Возьми из черной кассы – себе только не прижучь. А я пока в театр ее свожу и покажу по телевидению. Если правду говорить, она мне сильно надоела и не особенно нужна теперь. Главное ведь – идея, а не реальность. С ее домом не выйдет – другой с поворотным кругом сделаем, тебя на ее метле летать научим.

Закорюкин.- Лучше уж без меня.

Шашков.- Надо будет, запрыгаешь. Или мотор придумаем, чтоб почище метлы работал. Реклама нужна – поэтому и вызываю телевидение.

Закорюкин.- А она тогда для чего?

Шашков.- Для того же. Для большей убедительности. Хотя все равно не поверят – спросят, где актеров подобрали. А на кого дом записан, да был ли он вообще – этого никто спрашивать не будет… Другие бы дорогу не перебежали – вот чего я боюсь, а с ней как-нибудь управимся… Вечером пойдешь, пробы из стен возьмешь. А я ее здесь задержу.

Закорюкин.- А это зачем? Раз и так все ясно? На кой стены ее?

Шашков.- Затем, что так главный сказал. А это не бабка: его дурить никому не советую.



- - -



(В приемной Шашкова. Огромный стол, на котором расстелены выкройки. Бабка, Кощей, Сема, Алена, Шашкова, подполковник.)

Бабка.- Покажи, Сема, что ты без меня прикинул. Вечером в театр, а на мне платье затрапезное. В пятнадцатом веке шито. Обтерхалось слегка, дома только носить можно.

Сема.- Это вот передняя часть: вырез на груди и разрезы на бедрах.

Бабка.- Прикинь.- (Сема примеряет к ней выкройки.)- Ничего, что спереди желтое, а сзади зеленое?

Сема.- Сейчас как раз так носят.

Бабка.- А что чересчур разрезано? Ничего?.. Ладно. Если поверх моего платья, то как раз будет. А на шею шарф повяжу. Тот, красный. Как думаешь?

Сема.- Думаю, ни у кого такого не будет.

Бабка.- Самое главное. Материал этот мне дед еще подарил.- (Указывает на Кощея.)- Я его если терплю еще, то из-за подарка этого. Мне мало кто подарки делал. Не помнишь? Я к тебе тогда на свиданья на ступе летала.

Кощей.- Ступу помню. Прообраз ракетного двигателя. Я еще хотел ее усовершенствовать. Вторую очередь приделать.

Бабка.- Чтоб улетела от тебя совсем?

Кощей.- Нет, эксперимент просто. Где одна, там и две. Даже три у нынешних.

Бабка.- Я твои эксперименты давно поняла. Особенно с дамами. Где шкуру-то взял?

Кощей.- Не помню, мать. Я мысли свои запоминаю, а не поступки.

Бабка.- Плохо, что не помнишь. Значит, такая цена подарку твоему. Не от души дарил, а так, чтоб отвязалась.

Сема.- Станьте посередине комнаты, как на подиуме: я не все еще повесил.- (Прикрепляет к ней хлястики и бантики. Подполковник снимает происходящее скрытой камерой, для чего постоянно надевает, протирает и поправляет очки.)- Неплохо, по-моему.

Кощей.- Вспомнил! Память у меня и, правда – не первой свежести. Тут крокодильей пасти не хватает. И хвоста – я с хвостом дарил.

Сема.- Хвост на пояс пошел. А пасти не помню что-то.

Кощей.- Значит, сперли.

Бабка.- Крокодила мне подсунул? Так любил, значит? Где взял хоть?

Кощей.- Они тогда в Днепре плавали. Не верите? Первоисточники читайте: в «Повести временных лет» написано... Все, вспомнил окончательно! Это не крокодил совсем, а Змей Горыныч! Слинял, вылез из шкуры своей и мне ее подарил. Как сейчас помню!

Бабка.- А ты мне – с чужого плеча?.. Что ж ты так? Ничего в тебе святого нет, Кощей! Последняя моя любовь к тебе гаснет и улетучивается.

Кощей.- Да будет тебе! Подумаешь: секонд хэнд. Хорошее платье выйдет. Главное – мяться не будет.- (Семе.)- Может, и мне на сюртучок осталось? Будем с ней на пару в театры ходить.

Бабка.- Жди! И на галстук тебе не оставлю! Весь ты в этом – только о себе и думаешь… А что это за карманы на груди? Они мне напоминают что-то.

Сема.- Не знаю. С самого начала были. Как накладные.

Бабка.- Это что ты мне за шкуру удружил, Кощей?! От кого она, признавайся?! Думаю, не от Горыныча, а от его змеюки! Я ж помню, они у нее свешивались! Съежились, что ль, со временем? Ну, и подарок – ношеное, да от кого!

Сема.- Не нравится? Жаль: я старался. Думал, полуфабрикат такой.

Бабка.- Ты-то здесь при чем? Что было – из того и сварганил. И никуда не денешься: вечером в театр идти. А может, оно и лучше, что от нее. От него бы черти-что свешивалось. Ладно, сшивай. Скрепляй своими шурупами. Мне эти карманы нравятся даже. Молодость напоминают. Буду документы в них носить: в одном паспорт, в другом пенсионное удостоверение – дадут если, по нечаянности…- (В кабинет стремительно входят Шашков и телеведущий, въезжают установки для телевидения.)

Шашков.- Так! Все бросаем! Телевидение!

Телеведущий.- Бабушку снимаем? Или и деда тоже?

Шашков.- Обоих. А лишних я выставлю.- (Подполковнику.)- Вам, наверно, незачем в экране светиться?

Подполковник (прихватил кусок выкройки)- Нет, конечно. Мы же на полулегальном положении. Да мне и не нужно больше ничего. Все взял, что можно. И что нельзя, тоже.- (Снимает очки.)- Устал. Я ведь не ношу их: это съемка. Теперь, кажется, все. В камине светомаскировочные халаты остались – надо взять: как-никак, материальные ценности. У нас с этим строго.- (Выходит.)

Шашков.- Что-то он подозрительно быстро убрался.- (Семе и Алене.)- Пойдемте, я вас сейчас с моей дочкой познакомлю: она вас заждалась.- (Телеведущему.)- Начинайте, я позже приду. В экран тоже не полезу: не на этом этапе, во всяком случае. Сейчас, Егорья Ивановна, увидишь, что это за штука – телевидение. Это ни в сказке сказать, ни пером описать… - (Уходит с Семой и Аленой.)

Телеведущий.- Камеру на меня!- (Лучезарно улыбается, машины наезжают по его команде. Деду и бабке.)- Садитесь напротив. Вас приветствует программа «Говори не хочу» и ее ведущий Олег Краснопевцев. Мой костюм любезно предоставлен Домом изящной одежды при Обществе слепых и слабовидящих.- (Бабке.)- Ваш, видимо, тоже?

Бабка.- Сравнил! Меня частный мастер обшивает, а не общество! Второго такого нет, а у тебя, видно, ширпотреб – каждый второй носит!- (Шашкова крадет метлу, прислоненную бабкой к стене.)

Телеведущий.- Не узнали меня? Странно: все узнают.

Бабка.- Почему я должна тебя узнавать? В магазины я не хожу, ты ко мне за помощью не обращался.

Телеведущий.- Телевизор-то вы смотрите?

Бабка.- Это ящик, который у соседей светится? Не дошла до такого бесчувствия. Да там и не видно ничего – рябит только и в глазах мелькает.

Телеведущий.- Плохой аппарат. Не знал – принес бы в подарок.- (В камеру.)- От фирмы «Жуликс энд Джуликс», лучший кофе, молотый и в зернах!

Бабка.- Час от часу не легче. Лучше бы кофе принес. Раз он такой хороший. Ну, и подарил бы ты мне телевизор этот? Куда б я его воткнула?

Телеведущий.- В штепсель, конечно.

Бабка.- Умный какой! Это я без тебя знаю, что вилку надо в штепсель вставлять – не такая уж я темная. А у меня как раз штепселя и нет.

Телеведущий.- Света нет?

Бабка.- Не света, а электричества. Для тебя, гляжу, все едино. Не знаю, кто из нас темнее.

Телеведущий.- Время, между прочим, идет. После вас мы срочно на встречу с Мадонной едем. Вы в одном выпуске с Мадонной будете.

Бабка.- С кем?! Опять я не согласна!

Кощей.- Успокойся. Не та Мадонна, о которой ты думаешь. Эта вроде меня – тоже в третьем разведении.

Телеведущий.- Теперь все молчим!- (В камеру.)- Сегодня у нас исторический день, уважаемые зрители! Вы увидите прославленную Мадонну, Бабу-Ягу и Кощея Бессмертного, о которых все столько наслышаны, и всё это в один вечер, в один присест, как выражались наши предки…

Бабка.- Никогда они так не выражались! Были, конечно, балаболы, но уж не такие!

Телеведущий.- Что вы сказали? Я, когда в камеру говорю, ничего вокруг не слышу. Самолет с Мадонной приходит через полтора часа, в аэропорту нужно быть еще раньше.- (Смотрит на часы.)- Есть время, но в обрез.- (В камеру.)- Сейчас мы поговорим с нашими гостями о жизни, познакомимся с ними поближе, вдохнем в себя воздух тысячелетий…

Бабка.- Что мелет?!

Телеведущий.- Вы опять что-то сказали?- (Бабка беззвучно бранится.)

Кощей.- С меня начинайте, раз тысячелетий. Я все-таки на пять лет ее старше. И без пяти минут доктор.

Телеведущий.- Давайте. Раз вы больше к этому расположены. Вы врач?

Кощей.- Подымай выше. Доктор наук. Не знаю только, каких – технических или исторических. У меня и здесь и там большие заслуги перед человечеством. Про ракеты слышал? Половина из них моя.

Телеведущий (с сомнением)- Как же вам академика до сих пор не дали?

Кощей.- Образования нет. И что характерно? Кончил для них институт, вечерний, правда – диплом принес, а они: теперь нет школьного аттестата.

Телеведущий.- В школу не пошли?

Кощей.- Не пошел. Во-первых, силы нет – с пацанами сидеть: зашибу еще кого ненароком до смерти, а потом – бессмысленно это. Потребуют потом справку об окончании яслей и родильного дома. А туда я уж точно не пойду. Хотя если б в точности знать…

Бабка.- Завел волынку. Слушать вас тошно. Пойду, посмотрю, как там дети мои. Что-то у меня на душе неспокойно. Вроде как меня обворовали...- (Видит Шашкову с метлой.)- Гляди, уже метлу присвоила! А ну, вертай назад!

Шашкова.- Я же не просто так. Я за нее пылесос даю.

Бабка.- Сама на своем пылесосе ездий! Он в мою щель не вставится!

Шашкова.- Фу, как грубо!

Бабка.- А вещи чужие брать не грубо? Жуликс на жуликсе, гляжу, сидит и мошенником погоняет! Гляди, Кощей, чтоб выкройки не стащили. Пока гудишь ты тут и гундосишь…- (Уходит в сердцах с метлой.)

Кощей.- К истории перейдем?

Телеведущий.- Можно и к истории. Вы с Мадонной не встречались? Чтоб уж одним выстрелом двух зайцев убить.

Кощей.- С какой именно? Если с первой, то это было до меня. Моего деда можно было б спросить: он с ними дружбу водил, но это покрыто мраком неизвестности. Одно знаю: использовали его на все сто, а потом его же и подставили! Такое уж у нас семейство, злополучное…



- - -



(В комнате Маши. В одном углу, за бутылкой, Маша и ее приятели: Боб и Питер. В другом, отдельно, Сема и Алена.)

Маша.- Малагу из Португалии выдули?- (Бобу.)- Возьми другую из буфета. Отцу из Новой Зеландии прислали. По его бутылкам можно географию изучать.- (Боб оглядывается на Сему с Аленой.)- Не обращай внимания.

Боб (Питеру)- Иди, возьми.

Питер.- Почему я?

Маша.- Потому как ты у нас за крайнего. Самый бедный потому что. У тебя даже дома в Испании нет. Даже квартиры в Чехии. Что у тебя родители комнату в Праге не купят? Недорого ж? А всё будет, что сказать.

Питер.- Не знаю. Приду, спрошу у них.- (Достает бутылку из буфета.)- Емельяныч ворчать не будет?

Маша (разливает)- Обойдется. Я вчера ее откупорила: начатая не в счет. И чипсы возьми. Мать ничего путного не готовит – едим что попало. Ну, что, мальчики, дернули?..- (Выпивают.)

Алена (Семе, негромко)- У вас в Москве всегда так? Опять втроем.

Сема.- Почему? Нас, например, двое.

Алена.- Третий ушел – поэтому… В первый раз в такой компании сижу.

Сема.- Я тоже. Не обращай внимания. Как они на нас. Удобно: сиди и слушай. Расширяй кругозор…

Маша (кивает в сторону Алены)- Папаша мой захотел на ее бабке свои бабки сделать. Она, мол, на метле летает. Как будто этого достаточно.

Боб.- А что еще нужно?

Маша.- Надо раскрутить сначала. А кто такую кикимору раскрутит? Она тут платье примеряла. Из шкуры Змея Горыныча! Я чуть со стула не упала. Ясно ж, что все шито белыми нитками. А старик ее – вообще отстой, отпад, пилюля рвотная. Кто им поверит? Чтоб поверили, надо человека в лицо знать, чтоб фамилия была на слуху. Меня, например, и раскручивать не надо – фамилию назови, и экран по мне скучает. Моя карьера обеспечена. Хоть на каком уровне. Недавно за испанского графа сватали.

Боб.- И что?

Маша.- Отец сказал, рано: школу надо кончать, а на самом деле, граф не шибко денежный. Другого поискать можно.

Боб.- Мари! Пока ты замуж не вышла, не уехала в какую-нибудь Новую Зеландию, дай ножку поцеловать.

Маша.- До колена?

Боб.- Для начала так.

Маша.- Для начала пятьсот баксов на стол выложи.

Боб.- А выше колена если?

Маша.- Начиная с тысячи. Смотря, где целовать будешь.

Боб.- Мари! Это грабеж среди бела дня!

Маша.- А ты думал? Звезды берут еще больше. Будешь потом хвастать: я Машу Шашкову в колено целовал – или куда там. В одной компании с ней был. За удовольствие платить надо.

Боб.- За поцелуй?

Маша.- Не за поцелуй, а за то, что о рассказать нем можно. Непонятливый? Ладно. Целуй в долг, потом отдашь.- (Питеру.)- Ты свидетель, что сделка состоялась.

Питер.- Мне, гляжу, ничего не светит?

Маша.- Почему? Может, и перепадет что на халяву. Что с тебя взять, с бесквартирного? Может, и словишь кайф. Светские дамы всегда с лакеями спали. Хотя, говорят, это еще не повод для знакомства.- (Бобу.)- Что задумался?

Боб.- Смотрю, какие у меня перспективы.

Маша.- Какие у тебя могут быть перспективы? Богатых, говорят, надо грабить, а бедным сочувствовать. Ты ж не Абрамович какой-нибудь, который и миллиардер и на собственного шофера похож. Из тебя богатство так и прет.

Боб.- Не мое, а родительское.

Маша.- А другого не бывает. Кончились те времена. Да они, собственно, и не начинались: всегда так было. Так что терпи, готовься к будущим изменам… Что мешкаешь? А то раздумаю. Или взвинчу цены.- (Боб целует ее в колено.)- Исторический момент.

Боб.- Хорошо бы на видео снять.

Маша.- За видео втрое заплатишь. Не знаешь законы шоу-бизнеса?

Алена (Семе)- Может, пойдем отсюда? А то я тоже – с дивана упаду.

Сема.- Сиди. Скажешь потом, с Машей Шашковой в одной компании была. С тебя ж денег не спрашивают.

Маша (слышала, но высокомерно смолчала)- Так что ничего у отца с этой бабкой не выйдет. Я ее послушала – с ней не знаешь, чего от нее в следующий момент ждать, а кому они нужны, непредсказуемые? Человек должен на сто шагов просчитываться, иначе его не пустят никуда …- (Входит бабка, оценивает взглядом происходящее.)

Бабка.- Как-то сидите вы странно. У них три места за столиком, со стаканами, а вы где?

Сема.- На диване. Разговариваем.

Бабка.- Пока они вино пьют? В чужом пиру похмелье? По усам текло, в рот не попало?..- (Входит Шашков.)

Шашков.- Егорья Ивановна, идемте быстрее! Запись срывается… Они что, мое новозеландское выдули?

Бабка.- Они у тебя ни бога, ни черта не боятся.

Шашков.- Я так и не попробовал!

Бабка.- Не только ты, но и твои гости. Как бы и я с тобой так же не оплошала. Не ушла не солоно хлебавши.

Шашков.- Ты-то в любом случае в накладе не останешься. С тебя взять нечего.

Бабка.- Это ты зря. Нет, говорят, такого бедняка, у которого богатому человеку взять нечего. Ладно. Где твой коробейник, которому поговорить охота?..- (Уходит с Семой, Аленой и Шашковым.)



- - -



(В кабинете. Продолжается телезапись. Входят Шашков и бабка, которая сильно не в духе. Садятся.)

Телеведущий (заканчивая эпизод)- Перед вами только что был Кощей Бессмертный, он же Константин Константинович Константинов, работающий в Киевском институте ракетостроения, где он пользуется заслуженным авторитетом сотрудников и пошел бы и дальше, если бы имел необходимые дипломы для этого. Вы это хотели сказать?

Кощей.- Тютелька в тютельку. Сейчас новую ракету проектируем: чтоб под землей шла, чтоб ее сбить не могли – у нас там широкая сеть коммуникаций проложена.- (Шашков качает головой.)- Как спроектируем, я вопрос ребром поставлю: либо докторский диплом, либо ракеты на сторону! Хотя это я на пушку их беру – никуда я от старухи своей не уеду.

Бабка.- Брешешь, черт собачий! Не от меня, а от своей лапотницы.

Кощей.- Что ж ты меня перед всей страной жучишь? Старая любовь, говорят, не ржавеет. А рядом с новой только блестит ярче.

Бабка.- Слыхали?! Многоженец какой! Двурушник! Черт раскосый! Всегда один глаз на меня был, другой на сторону!

Телеведущий.- Это все в эфир?

Бабка.- Да пускай куда хочешь! С ним вместе!

Шашков.- Про ракеты и коммуникации вырежьте.

Телеведущий.- Как скажете. С вами, почтеннейший, закончили. Еще две минуты на бабушку. Егорья Ивановна, несомненно, старейшая жительница, ровесница нашего города, но она еще полна сил, энергии и радости жизни…

Бабка.- Брось ты акафист читать! Не померла еще! Что я тебе – Кощей: чепуху твою слушать?

Телеведущий.- Вы о чем? Я же говорил: я, как рация, настраиваюсь то на прием, то на передачу... Мы начинаем цикл передач об этой удивительной женщине, которая, несмотря на свой возраст, так хорошо сохранилась, и здесь к нам, надеюсь подключится утренняя программа выведения морщин и пятен, спонсируемая фирмой моющих и бреющих средств «Пена люкс», одобрено аллергологами и инфекционистами…

Бабка.- Ну, и зазывала! У нас был такой: соловьем разливался, а другой в это время карманы чистил.

Телеведущий.- Она расскажет нам про былые времена, вспомнит забытые имена, и, главное, поделится тем, что держит ее столько лет на плаву в физическом и моральном плане, поскольку это больше всего нас интересует. На плаву и в плане – ничего? Сойдет.

Бабка.- Постой! Я же не случайно все время об этом думаю! Мимо проходила – заметила, а внимания не обратила!..- (Подбегает к столу.)

Телеведущий.- Вы опять? У вас недержание речи! Недопустимое при записи!

Бабка.- Ты зато речи держишь!.. Куска не хватает! Гляди, Сеня!

Сема (подходит к столу)- Половины подола нет.

Бабка.- Как же я на люди без подола выйду?! Чай, не подкидыш, а материна дочка!..- (Шашкову, подозрительно.)- Или не будет театра сегодня?

Шашков (уклончиво)- «Русалки» нет. «Пиковая дама» продана.

Бабка.- Пиковая дама? Злодейка которая? А я б на нее и не пошла, если б и билеты были!.. Специально подстроил, чтоб моим платьем завладеть? Про племяшку уже не спрашиваю…- (Глядит вопросительно, Шашков красноречиво отмолчался.)- Вот ты какой! Ни одного условия не выполнил! Прехвект называется! Хорошее дело таким словом не назовут! На платье старухи позарился!

Шашков.- Я, что ль, взял? С военных спрашивай.

Бабка.- Каких еще военных?! Они в боях сражаются и в плен попадают – в военное время!

Шашков.- А у нас вот и в мирное.

Бабка.- Рассказывай! Кругом изолгался. Ты для чего меня сюда позвал? Чтоб мы телевидению твою дурацкую слушали, на унитазы твои радовались и дети мои чтоб глядели, как твои вино пьют?! А дом мой в это время один-одинешенек остался?! Как же я про него забыла?!- (Приступается к телеведущему.)- Ты мне вот что скажи! Раз у тебя центр событий! Почему ты сюда приехал, а не по моему адресу?!

Телеведущий (помедлив, ядовито)- Потому что дом ваш, Егорья Ивановна, оцеплен и вокруг него выставлено заграждение. Туда не особенно и попадешь. Под ним какие-то коммуникации нашли: какие, наш канал еще не выяснил – а он их сверху прикрывает. Как вестибюль над метрополитеном.

Бабка.- Это ты, дед! Язык у тебя без костей! Хоть и Кощей ты!

Шашков (злопамятно)- Это вы напрасно, Петр Иваныч.

Телеведущий.- А что она меня все время перебивает? Меня, телеведущего! И я, между прочим, Иванович, а не Иваныч!

Шашков.- Да хоть Филиппыч. Вы на моем канале работаете.

Телеведущий.- На первый перейду.

Шашков.- Надо будет – и там достанем.

Бабка.- Руки у тебя, гляжу, длинные, да не для меня только! Все, Емельяныч, порываю с тобой контракт! Перехожу в другой округ!

Шашков.- Дом все равно нам оставишь. Недвижимость – от нее никуда не денешься. Она нас всех, как кандалами, приковывает.

Бабка.- Это ты мою недвижимость не знаешь. Мели, Емеля, говорят, да не твоя неделя. Смысла истории не улавливаешь. Не поминай лихом, как в сказке сказывают!

Шашков (помявшись)- Боюсь, я вас отсюда не выпущу. Вы на метле летаете, а мы запретили несанкционированные полеты над городом.- (Жене.)- Вызывай охрану.

Шашкова.- Их сегодня только четверо, один на больничном... Иду, иду!- (Уходит.)

Бабка.- И как же ты меня остановишь?

Шашков.- Известно как. Задержим и препроводим в отделение.

Бабка.- Арестовать хочешь? Так бы и говорил. А силенок у тебя хватит?- (Кощею.)- Что ж ты молчишь все? Как сказать что надо, так сразу разучился. Покажи им, чего ты там в Киеве наизобретал. Мне самой интересно: столько наплел тут. Что у тебя в карманах затерялось?

Кощей.- Много чего. Их напугать или вконец изничтожить?

Бабка.- Напугай для начала. Не такая уж я кровожадная, как меня малюют.

Кощей.- Тогда зажигалку мимо пущу. На тот стол. Ничего, что платье сгорит? Материал все-таки хороший.

Бабка.- Сгорит? Как же он Змея Горыныча выдерживал?

Кощей.- Тут, Егорья, градус на порядок выше. Жарче, иначе говоря.- (Шашкову.)- Это мы двигатель спроектировали. Для личного пользования. Под видом зажигалки. Можно так переключатель поставить,- (показывает)- тогда полет будет, а так – смертельное личное оружие. А можно как зажигалку использовать.- (Входит оробелая охрана, за ней Шашкова.)- Запускать?

Шашков.- Запускай.

Кощей.- Не боишься?

Шашков.- Нет, конечно. Уж очень много вы болтали до этого.

Кощей.- Пора к делу приступать? Это я в институте научился: у них много времени уходит на дискуссии. Ладно…- (Включает изобретение – из него вырывается страшное пламя, в котором мгновенно испаряется стол, как если бы его не было: лишь дым пошел.)- Последняя новинка наша. Очень экономная штука. Главное, хоронить после нее не надо. Потому как нечего. Новейшее топливо, а я в него еще и порошку подсыпал: из дедовой табакерки. Чего только наука не достигнет – с нашей помощью.

Первый охранник.- Емельян Емельяныч! Этого в контракте не было. Я как все хочу, на кладбище!

Второй.- А у меня, вообще, прием к врачу. Я же на больничном…- (Уходит, за ним остальная охрана.)

Бабка.- Ну, что, прехвектушка? За что боролся, на то и напоролся? Больше арестовывать некому? На чем полетим мы? Потому как я через твои двери и идти не хочу. Приказ он издал! Запретил Бабе-Яге полеты совершать! Троих моя, пожалуй, выдержит. Кряхтеть будет, прогнется, а не сломается. А ты, дед, не знаю, на чем отсюда выбираться будешь.

Кощей.- Пожалуй, устройство свое включу. Зажигалку, я имею в виду. Пальцы б только не обжечь, и куда приземлюсь, не знаю.

Бабка.- В Киеве, конечно! Намылился уже к своей истеричке. После меня только лети, а то огнем нас всех уничтожишь. Садитесь, ребятки.- (Сема и Алена садятся за ней сзади.)- Давай, залетная!..- (Вылетает с ребятами на метле, за ней Кощей – с огненным хвостом сзади.)

Шашков.- Н-да! Копил, копил, говорят, и черта купил. Как теперь перед главным отчитаться?

Телеведущий (прижимая к груди камеру)- Зато какой я материал словил! С таким не то, что на первый канал – на Евровидение двигать можно!

Шашков.- Кто вам поверит? При современном уровне кинематографа? Скажут, монтаж… Отдайте! Вы на моем канале ее отсняли!- (Лезет к камере.)

Телеведущий.- Черта лысого ты получишь, а не запись!..- (Потасовка, в которой Шашкова принимает живое участие.)



- - -



(Возле бабкиного дома. Охрана у забора, генерал за столиком: как на командном пункте – перед ним походная рация. В подъезде пятиэтажки бабка, Сема, Алена. К генералу спешно подходит подполковник.)

Генерал.- Снова ты? А я еще дома не был: все тут загораю. На сегодня – объект номер один по стране.- (Показывает на рацию.)- На постоянной связи с командованием. Что у тебя?

Подполковник.- Вот, товарищ генерал, образец ее обмундирования. Не пробивается пулей и не поддается воздействию тысячи градусов. Только что проверили.

Генерал (ощупывает материю)- Занятно. Что это – бронежилет? Или они в этих балахонах под землю прыгают? Отдайте на окончательную экспертизу. Но это уже не главное. Потом, знаете, что было?

Подполковник.- Нет, товарищ генерал. Я ушел, как только завладел образцами.

Генерал.- А вы всегда самое интересное пропускаете. Такая уж у нас разведка. До нас кружным путем, через третьи руки, дошла одна запись.

Подполковник.- Когда успели?

Генерал.- Мы, когда надо, быстро работаем. Так вот, судя по этой записи, они у префекта устройство взорвали. Похоже на портативную атомную бомбу.

Подполковник.- Да ну? Действительно, надо было остаться.

Генерал.- Ага. Прискакал бы сюда на одной ноге, если не хуже. Бабка, говорят, зла на тебя. Шутки, подполковник, в сторону. Наша служба радиации успела там побывать – это нейтронное оружие с добавкой не известного нам ингредиента. Это предварительное заключение. Изготовлено в украинском межпланетном центре. Это, между прочим, меняет все наши отношения с Киевом.

Подполковник.- Мать их ети.

Генерал.- Вот именно. Наверху так и сказали. Объявлена тревога первой степени. Они же еще и поверху прыгают. Поднята эскадрилья истребителей-перехватчиков. Кто вот они? Диверсанты или террористы? А в доме у них, наверняка, склад ядерного горючего. Почему у них электричества нет, а дом всегда теплый и кругами ходит? То-то.- (Подполковник засобирался.)- Вы куда?

Подполковник.- Вы сказали, отнести на экспертизу.

Генерал.- Отставить. Останетесь здесь. Эта штука нам еще пригодится. Прикройте ею то, что вам всего дороже. Что медлите?

Подполковник.- Не знаю, товарищ генерал. Вроде, все нужно.

Генерал.- Тогда садитесь рядом и накройтесь ею, как шапочкой.

Подполковник.- А вы, товарищ генерал?

Генерал.- А я рядом. Под одним грибочком.- (Усаживаются, накрываются шкурой.)- Капитан!- (Появляется капитан.)- Стрелять по всем летающим объектам без предупреждения!

Капитан.- И по воронам тоже?

Генерал.- Я сказал, объектам! Выполнять!

Капитан.- Будет сделано.- (Исчезает.)

Генерал.- Ничего сразу не понимают. Все разжевать и в рот положить… У вас, подполковник, нет ничего с собой? Вы понимаете, о чем я?

Подполковник.- Конечно, понимаю. Раз до подполковника дослужился.- (Достает фляжку.)- Стаканов только нет. Карманы оттопыривают.

Генерал.- Ничего. Она без них дорогу найдет. На войне как на войне...- (Выпивают.)

Бабка (в подъезде)- Что ж делать-то? В свой дом не войдешь.

Сема.- Пойдемте к нам, бабушка. У нас двухкомнатная квартира – в одной мы с матерью будем, в другой вы с Аленой. А кухня нам за гостиную будет.

Бабка.- Да нет уж, милый. Куда я без своей старухи? А ее, видишь, кольцом окружили – не пробьешься. Прикрылся моим подолом и командует. И на метле не подлетишь – обещают стрелять без предупреждения.

Сема.- Придумаем что-нибудь.- (Алене.)- И ты не переедешь ко мне?

Алена.- Нет, Сема. Не готова еще.

Бабка.- Ну да. Это вы легко собираетесь, а нам время нужно. Ей в институт надо. Здесь себя скомпрометировала – может, в другой пойдет.

Алена.- Или в техникум. В районе нашем.

Бабка.- В институт уже не хочешь?

Алена.- Так раз не принимают.

Сема.- Сердце разрывается. Сейчас бы чаю вашего выпить, бабушка – самое время. Алена еще уезжает.

Алена.- Я тебе напишу.

Бабка.- По телефону только не звони. Ну, ее к шутам, эту технику. Смотри: опять Закорюкин. Никак, мой дом присвоить хочет…

Закорюкин (подходит к генералу)- Здравствуйте, товарищ генерал. Что вы прикрылись?

Генерал.- От солнца.- (Снимает с себя дерюжку.)

Закорюкин.- Я особого солнца не вижу.

Генерал.- Лучи такие есть – инфракрасные, не слышал? Их не видать, а голову припекают. Что пришел?

Закорюкин.- Велено размеры дома снять, составить технический паспорт и проверить гигиеническое состояние.

Генерал (подполковнику)- Нам это нужно?

Подполковник.- Лишняя бумага не помешает. Тем более, что другой нет.

Генерал.- Готовь все в двух экземплярах. А можно и в одном. Скажешь, не пустили на территорию. Что недалеко от истины.

Закорюкин.- Да нет уж, товарищ генерал. Надо мной своя мочалка – грозится шею намылить. Сделаю под копирку в двух экземплярах.

Генерал.- Смотри, не прогадай. Префектов переизбирают – или переназначают: как там у вас? А мы остаемся.

Закорюкин.- Ласковое теля двух маток сосет. Жизнь такая пошла, что одной крыши мало. Одна кормит, другая кроет, третья в расход пускает. Можно идти?

Генерал.- Иди, многостаночник.- (Капитану, выросшему в калитке.)- Пропусти его… Осторожней, не провались! Там до Киева рукой подать.

Закорюкин.- Мне уже говорили. В подвал ни ногой.- (Входит в дом.)

Генерал.- Смотри: дверь открытой оставили. Воровать нечего или западня?

Капитан.- Не нравится мне все это, товарищ генерал. По моему опыту, эти домишки-развалюшки самые опасные… Может, пальнуть из огнемета? Вы в прошлый раз говорили – я приволок из части.

Генерал.- Мало ли что я говорил. На меня не ссылайся.

Капитан.- Так точно, товарищ генерал! Огнеметы сам выдумал.

Генерал.- Оно, может, ты и прав, но подождем, пока он вернется. Неудобно все-таки.

Капитан.- Не знаю, товарищ генерал. Я б не стал. Ему там мерить и мерить, а тут такая ситуация…

Голос из радиорубки.- Внимание, внимание! Воздушная тревога! Неопознанный объект – предположительно, летающий снаряд злоумышленников – врезался в собор Василия Блаженного, в непосредственной близости от Красной площади!

Генерал.- Ну, дела! Опять прошляпили! Теперь снова командующего округом снимут!



- - -



(Кощей на соборе Василия Блаженного: застрял между куполами.)

Кощей.- Угораздило меня в эти эмпиреи залететь! Купола-то какие – один на другого лезет. От радости, что татар завоевали. Красота, однако – первый сорт. Не повредил ничего? А то оскорбление религии припишут, сейчас ничего хуже нету. А я до религии не охотник. Мне дела нет, верят они или пузо мерят. Кому, говорят, поп, кому попадья, кому попова дочка. А мне Эйнштейн по душе. Тоже, видно, по моей части был – а, может, и родственник. Как же отсюда выбраться: пока шкура цела? Внизу, гляжу, народ копошится – с автоматами и, как их – гранатометами? Не боятся, идолы, площадь попортить. Дед всё, и его махорка! Ни в чем меры не знал... Тут какая-то шайба была: подачу топлива регулировала. А то летаю со скоростью света – никакой перехватчик не догонит, сзади только шваркнет – и нет его. Вот, нашел. В саже вся. Не то от топлива, не то самого деда грязь, чумазого… Все. Чуть помедленнее, кони! Не так, чтоб истребители догнали, а чтоб в следующий раз в Эверест не врезаться…- (Спрыгивает, летит в свободном пространстве.)- И куда теперь? Уже и Москвы не видать. Куда попал? Никак, заблудился. И эта недовольна, что ограничитель ей поставил: шкварчит у меня под задницей. Будто легко управлять ею. Руки так и сводят, а уж как пальцы жжет – об этом не упоминаю. Хорошо под землей шастать – как по рельсам. По земле тоже ничего, есть свои удобства, а здесь – одни небеса, хорошо: дождя нету – а никаких дорожных знаков, ни тебе указателей… Вот хоть самолет летит – подлечу, порасспрошаю…- (Подлетает к лайнеру гражданской авиации, равняется с кабиной пилота.)- Слышь, друг, открой, поговорить надо.

Пилот (открывает окно)- Что тебе?

Кощей.- Да я, понимаешь, потерялся. Ты куда летишь?

Пилот.- В Варшаву.

Кощей.- К полякам? Нет, мне не туда. Куда угодно, только не в Польшу.

Пилот.- А куда надо?

Кощей.- В Киев, думаю. Там все-таки попроще. Без здешней строгости.

Пилот.- Туда лети.- (Машет рукой.)

Кощей.- Перпендикулярно к твоему направлению?

Пилот.- Какой тебе в небе перпендикуляр? На юг, сказано.

Кощей.- Так я азимута не знаю. Все время налево тянет.

Пилот.- Компас надо было с собой брать.

Кощей.- Компас вот и забыл.

Пилот.- Держи тогда курс вон на ту тучку.

Кощей.- На тучку? Идет. Лишь бы ветра не было: угонит.

Пилот.- Давай. А то я замерз малость. Знаешь, сколько за окном градусов?..- (Захлопывает окно. Кощей отлетает.)

Кощей.- Не знаю. У меня снизу тепло, сверху холодно – посерединке самая тютелька… Где ж тучка та? Пролетела уже?.. Хоть бы старуха со своим страусом на тракт вылезла, дорогу бы показала…

Второй пилот (товарищу)- Кто это был?

Первый пилот.- Неопознанный летающий объект. Их тут, в космосе, как собак нерезаных: на каждом шагу встречаются.

Второй пилот.- Первый раз слышу, чтоб они разговаривали.

Первый пилот.- Почему? У нас генерал, дважды Герой Советского Союза, не раз с ними беседовал. Скрывают просто – из соображений безопасности…



- - -



(Возле дома бабки. Те же. Стемнело.)

Генерал.- Что-то долго он. Может, уже на Крещатике? Закорюкин этот? Никому верить нельзя, капитана надо было послушать…- (Дом начинает рычать и вздрагивать.)- Смотри, рычит, как собака! Наверно, какая-то хитрая электроника. Или механика…- (Раздается дикий звериный крик – как в прологе.)- А это что?! Таких воплей я и на даче у себя не слышал!

Бабка (в подъезде, она вне себя, ребята еле ее удерживают)- Изверги! Мою животную мучают! Пусти меня, я им сейчас всем аборт сделаю!

Алена.- Держи ее, Сема! Какой аборт, бабушка? Они же все мужики взрослые?

Бабка.- Узнают, какой! Вылетит из дому вверх тормашками! Ну, родимая, поднатужься!..- (Дом вопит не своим голосом и выплевывает наружу Закорюкина, который, сам не свой, вскакивает и бежит к калитке.)- И не то еще увидите!

Генерал.- А это еще что за явление Х. народу?

Закорюкин (добегает)- Мать моя женщина! Чтоб я еще туда сунулся?!- (Военным.)- Страху на всю жизнь натерпелся!

Генерал.- Да что за притча такая? Докладывайте. Что так долго, скажите для начала.

Закорюкин.- Сначала я, понимаешь, квадратуру круга высчитывал.

Генерал.- Что делали?!

Закорюкин.- Мне сказали, квадратные метры посчитать, а там все комнаты круглые или овальные. Надо в квадраты перевести, а я число пи забыл. И сейчас не помню… Пришлось овалы и круги рисовать и диаметры считать: где один, где два.- (Вздрагивает.)- А где и три, ерш твою двадцать!

Генерал (подполковнику)- Он не в себе. Несет какую-то ересь.- (Закорюкину.)- Придите в себя. За уши себя подергайте. Сожмите нос до почернения! Показать как?

Закорюкин.- Не надо. Отошел уже.

Генерал.- Что дальше было?

Закорюкин.- Дальше?..- (Вздохнул.)- Дали мне, товарищ генерал, задание исследовать, из чего там стены сложены.

Генерал.- Толково.

Закорюкин.- Толково, да не очень. Только я коловорот наладил: дрель не взял, потому как все равно электричества нет – начал вертеть, и тут, не поверите, крик страшный раздался!

Генерал.- Почему ж не поверю? Слышал. Дальше что?

Закорюкин.- Дальше из дырки черная кровь полилась ручьем!

Бабка.- Изверг! Кровь на анализ взял! Ну, Закорюкин, я тебе это запомню!

Закорюкин.- А комната вся в один момент сжалась! Втрое сократилась, меня чуть стенками не обжало! Не помню, как на землю плюхнулся!

Генерал.- Что ж это такое? Загадка для целого отдела… Откуда кровь? Может, за стенками их жертвы сидели? Сейчас много людей пропадает без вести.

Подполковник.- Застенки, иным словом?

Генерал.- Да. Но непонятно, почему комната в размерах сузилась.- (Закорюкину.)- Вам это не показалось?

Закорюкин.- Да, показалось! До смертного часу помнить буду! Как в страшном сне побывал!

Генерал.- Дом с меняющимися объемами и многоцелевыми камерами? Это чересчур даже для древних умельцев. Проверим все, когда доставим дом в нашу резиденцию.

Подполковник.- Как будем переносить?

Генерал.- На грузовом вертолете, естественно. Трос потолще подцепим.

Капитан.- Этот страх над городом тащить? А вдруг трос оборвется?

Генерал.- Это правильно. Трейлер с подъемным краном.

Бабка.- Все, сил нету терпеть! Планы какие строят! Давай, Сема, придумывай! Не то я на них на всех порчу нашлю! На всю столицу окаянную!

Сема.- Столицу жалко. У меня кое-что попроще есть. Выждать только надо.

Закорюкин.- Все, кончился Закорюкин. Не могу работать. Никакая крыша не нужна – добраться бы до кроватки да натянуть пуховую перинку на голову. Тут давеча психиатр был: не шибко какой специалист, но хоть знаю его. Пойду к нему сдаваться.

Генерал.- Сразу к психиатру? Может, к психологу для начала? К специалисту по стихийным бедствиям и катастрофам?

Закорюкин (озирается)- Да у меня понимаешь, того… Галлюцинации... Бабка слышится. И там, в доме, и здесь. Бормочет что-то, подзуживает. Как с другой стороны, оттудова…-(Показывает кругом вверх и в стороны.)

Генерал.- А вот бабка – это серьезно! И с той стороны и с этой! Что она еще выкинет, это даже мне не известно! Они же передвигаются с запредельной скоростью! А ну, взять небо под прицел и отставить все разговорчики!

Сема (выходит из подъезда)- Самое время – после таких команд. Выходите, бабушка. И ты, Алена. Даже попрощаться толком не успели.

Бабка.- И я денег не заплатила.

Сема.- Так и платья же нет. Бегите!- (Палит из пугача в воздух.)

Генерал.- По звуку это парабеллум десятого калибра или лазер направленного действия! Всем врассыпную! Лечь в прикрытие! Не хватало еще понести потери! С чем я выйду тогда в правительство!..- (Все прячутся.)

Бабка.- Ты адрес ему дала?

Алена.- Дала. Сема не скажет никому.

Сема.- Конечно, не скажу. Мне все доверить можно: не человек, а могила. Что время терять? Все равно, даже не поцеловаться толком: с пугачом в руке.- (Алена целует его в лоб, убегает с бабкой в дом мимо попрятавшейся охраны. Дверь дома закрывается. Сема стрельнул напоследок и входит в пятиэтажку.)

Генерал (вылезает из-под стола)- Снова упустили?! Я же приказал – стрелять!

Капитан.- Вы в небо говорили, а они понизу прошли.

Генерал.- А где собственная инициатива? Опять в дураках остались?

Капитан.- Почему, товарищ генерал? Напрасно расстраиваетесь. Они ж там, как в мышеловке.

Генерал.- Это разумно. Об этом я не подумал. Операция, значит, проведена блестяще? Без потерь со стороны гражданского населения? Но кто стрелял? И из чего, главное?

Капитан.- Завтра и узнаете. Как грейдер подгоните.

Генерал.- Еще ночь здесь сифонить? Домой надо… Потом, я думаю, это еще не все. Что-то должно произойти. Так просто эта бабка от нас не отступится. У нее должна быть группа поддержки.

Бабка (выходит на крыльцо с бомжем)- А ты что тут забыл?! Катись отседова! Мало мне Кощея – приятелей его еще терпеть! Не дом, как прехвект говорит, а проходной двор!..- (Вышвыривает его во двор.)

Генерал.- Так, продолжение следует! В этой пьесе слишком много персонажей!..- (Бомж, пошатываясь, идет к военным.)- Кто такой?!

Бомж.- Да оступился, понимаешь. В люк упал. Обгорел малость по дороге, зато согрелся. Но не окончательно. Выпить нету?

Генерал.- Ваши документы!

Бомж.- У меня их десять лет как нет. С тех пор, как на киевском Майдане клофелином опоили.

Генерал.- Вы знаете, что вы в Москве?

Бомж.- В Москве, Киеве – какая разница? Если прописки нет. Везде жить могу, везде моя родина. Потому как гонят отовсюду одинаково. Где тут у вас подъезд – почище да потеплее.

Генерал.- Сейчас найдем тебе такой подъезд.- (Охране.)- На дачу его.

Капитан.- Бомжа? Воняет сильно.

Генерал.- Это не бомж, а зашифрованный разведчик! Вы целый десант ждете? Они ж там, в Киеве, ведут переговоры с НАТО! Сейчас один за другим посыплются! А ну, в строй! Автоматы к бою! Приготовиться к взятию чернокнижной Бастилии!

Бабка (из дома)- Сейчас, будет тебе Бастилия!..

(Раздается страшный гром и треск, деревянная обшивка дома летит в стороны, из образовавшейся ямы вылезают две огромные куриные ноги, над ними трясется дырявая гузка, откуда выглядывают бабка и Алена. Чудовищный страус распрямляет затекшие конечности и бежит на улицу, затем на проспект, переходящий в шоссе – несется вразвалку с огромной скоростью: среди остановившихся, как в почетном карауле, машин, сопровождаемый сверху истребителями-перехватчиками и некой путеводной звездой, появляющейся на горизонте.)

Кощей (это он)- Бабка, я тебя вижу! Спасибо, указала дорогу, а то бы совсем заблудился! Счастливого пути да, как говорится, чтоб тебе сквозь землю провалиться! Увидимся еще! Все! Конец приема! Не связи, подчеркиваю, а приема!..- (Недвижимость добежала до заранее намеченного пункта и проваливается под землю. Кощей, удовлетворенный, улетает. Движение на дорогах восстанавливается, истребители разлетаются кто куда.)



Эпилог



(Во дворе. Все то же, только нет бабкиного дома – вместо него пустырь, огороженный новым забором. У стола разбитной отец Леши и отец девочки, поступающей в институт: он встревожен и чопорен; рядом – участковый, присутствующий при разговоре немым свидетелем. Поодаль, на одной скамейке Сема с радиоприемником в руках и Леша, на другой – три женщины: мать Леши, мать Семы и мать девочки; они прислушиваются к мужчинам, которые никогда прежде не садились рядом и не разговаривали. Вообще, все здесь слушают друг друга: в отличие от того, что обычно происходит.)

Отец Леши.- Садитесь, гостем будете. Как хоть вас по имени-отчеству?

Отец девочки.- Евгений Вениаминович

. Отец Леши.- А работаете вы, извините, кем?

Отец девочки.- Менеджер по продажам. Начальник отдела в оптовом магазине.

Отец Леши.- А я вот водитель. Шоферюга, иным словом. Вы прежде никогда во двор не выходили. Так-то я вас вижу, когда вы домой идете.

Отец девочки.- Я отец Лены. Девочки с пятого этажа.

Отец Леши.- Ее уж точно никто не знает.

Отец девочки.- Она в институт готовится, поэтому. Занимается много.

Отец Леши.- Понятно. Все ясно, как в аптеке. Новости слышали?

Отец девочки.- Так они, собственно, и побудили меня выйти. Как-то не по себе. Неприятный осадок. Аппетит пропал, и ни в чем не ориентируюсь. Я по воскресеньям обычно хорошо завтракаю: в будни некогда, а здесь никто не торопит: ешь, не хочу – сегодня же никакого желания... Эти подробности…

Отец Леши.- Вы про окорочка Буша?

Отец девочки.- Буша? Вы считаете, за этим стоит американская разведка?

Отец Леши.- Какая разведка?! Разыграли спектакль, чтоб дом снести! Бабка выезжать отказалась, так они устроили! Всякие там полеты на метлах и генералы ряженые! Цирк, одним словом.

Отец девочки.- А подземные коммуникации?

Отец Леши (помрачнев)- Коммуникации – это хуже. Это значит, хотят свою зону расширить. Нас всех попросить отседова.

Отец девочки.- Вот видите. И у вас то же чувство тягостной неопределенности. Я вчера даже на работу из-за этого не пошел...- (Умолкает и сидит как потерянный.)

Мать Леши (с оглядкой на него)- Коммуникации она, говорят, изничтожила: в землю втоптала, когда вставала. А ноги куриные я сама видела. В окно смотрела, пока ты вино пил, из-под кровати бутылку доставал.

Отец Леши.- Ага! Я пью, а у тебя горячка!

Мать девочки (с энтузиазмом, как давно накипевшее)- Я считаю, все значительно глубже. Это или психотронное оружие, или, того хуже, разлом в коре земного шара – с выделением глубинных миазм и чудовищ мелового периода. Или еще более ранних эпох мироздания. Отсюда и страус, и подземные впадины и провалы.

Мать Леши.- Ничего себе! Это вы этим мужа так напугали? Что он даже во двор вышел?

Мать девочки.- Он сам во всем разберется: у него три высших образования! А в мире, что б вы ни говорили, очень много загадочного и непознанного.- (Матери Семы.)- Вы так не считаете? Как вам пальба в нашем подъезде? Правда, в ней было что-то нездешнее, потустороннее?

Мать Семы.- Не знаю. Не моего ума дело. Я в тот вечер, вообще, фильм смотрела про бандитский Петербург – думала, там палят, а оказывается, здесь. А может, и не тут, а по телевидению – все ж одно и то же смотрели. Может, показалось?

Мать девочки.- С вами ясно. Вам надо сына защищать. Он же, говорят, на метле летал?

Мать Семы.- Чего не скажут только. Лишь бы языками почесать.

Еще одна женщина.- Чего, правда, не услышишь. Будто их по телевидению должны были показать, и Мадонну с ними. Никого не показали, Мадонну тоже – так она разобиделась, развернулась и домой укатила!

Мать девочки.- Это-то как раз возможно. А что Сема грустный такой?

Мать Семы.- Он всегда такой. В меня пошел.

Мать девочки.- Девочка уехала, не простившись? Теперь с радиоприемником ходит. Сейчас только по нему новости о ней услышать и можно, так ведь?- (Сема отмолчался. Матери Леши.)- Ваш тоже с ней дружил?

Мать Леши.- Язык у вас, извините, хуже моего веника: метет все подряд. Дружил – пока отец не запретил… За кем им еще ухаживать, как не за приезжими? Вы-то свою дочь за семью запорами держите?

Мать девочки.- Она в университет готовится.

Мать Леши.- Это мы уже слышали. Был институт – теперь университет. Ваша от наших шарахается, наши деревенской брезгуют. А куда денешься? Такая уж жизнь пошла – снизу доверху разлинованная.

Мать девочки.- Тут вы правы. Нет в нашем обществе настоящего взаимопонимания и согласия. Вы ведь так считаете?..- (Мать Леши враждебно молчит.)- Нет, это именно так, и это, между прочим, большая наша проблема.- (Смолкает со значительностью.)

Леша (Семе)- Пугач у тебя?

Сема.- У меня. Отдать?

Леша.- Ты что? Я же тебе его подарил. И не дарил даже – с самого начала твой был… Участковый же слушает, глаз не сводит.

Отец Леши.- Алексей!

Леша.- Что тебе?

Отец Леши.- Пойдешь, поможешь с машиной. - (Отцу девочки.)- Опять коробка передач забарахлила. Старая тачка у меня, Жигули первой модели. Выбросить давно пора, да все некогда.- (Леша идет к отцу.)

Мать Леши.- Поговорили, словом. Бабки нет – получили, вместо нее, лысое место. Хоть бы пришел кто, дал разъяснения. Сами ж ни до чего не договоримся. Такие уж мы: кто в лес, кто по дрова.- (Подходит бомж.)

Бомж.- Я вам сейчас все объясню.- (Все оборачиваются. Участковый оживился. Леша с отцом задерживаются.)- Я ж при этом присутствовал. Никогда б не поверил. Дом, представляешь себе, качаться начал – как слон какой, потом из этой ямы вонючей: я и то не выдержал, отвернулся – вылезают две ноги куриных, величиной с пол-Америки!

Участковый.- Ты ври, ври, да не завирайся.

Бомж.- А то заберешь? Так завтра и отпустишь, не выдержишь. Или через час – как эти, в погонах которые. Я им всю дачу провонял. Убить – и то не решились. Если он, говорят, при жизни так воняет, то что после смерти будет?

Мать Леши.- Отойди от нас подальше!

Бомж.- Не бойся. Я только что из бани. Как заново на свет родился. Не в пол-Америки ножки, но в два этажа – это точно. Как только там умещались? И смотрю, крыша набок поехала!

Участковый.- Может, она у тебя поехала?

Бомж.- У меня давно, а тогда у этой избушки. Сбросила с себя лишний хлам и давай чесать по переулку – не знаю, как называется.

Участковый.- Хамовнический.

Бомж.- Вот. Дунула в том направлении, по этому хамскому переулку – километров восемьдесят в час, не меньше. И знаете, кто это был?

Участковый.- Скажи, если знаешь.

Бомж.- Археоптерикс апокалиптикус! Точно вам говорю! Я до бомжевания палеонтологом был. Действительный член академии.

Мать Леши.- Что ж ты бомжуешь тогда, академик?

Бомж.- А нет ничего проще. Сначала квартиру потерял: жене отдал после развода, потом паспорт украли. И не восстановишь ни того, ни другого, ни третьего! Прописку без паспорта не дают, паспорт без прописки, тем более, про жену не говорю уже. Заколдованный круг, циркулюс вициозус!

Мать Леши.- Развел турусы на колесах! Тебе что, циркуль, своего языка мало?

Отец Леши.- Ты что, мать?

Мать Леши.- Да что он такое доказывает?! Я ж у нее дома была, у бабки этой! Что я, к ней в кишки заходила?!

Леша.- Не в кишки, мать, а в другое место. Там запах был специфический. Я сейчас только разобрался.

Мать Леши.- И она там распорки поставила?! Это я тебя как женщина спрашиваю!

Леша.- Какая разница, мать? Где мы были, там нас уже нет. Я и девушкам это всегда говорю.

Мать Леши.- Ты молчи у меня! Час от часу не легче! Ну, старуха, не зря тебя костили! Чтоб я еще ходила к этим бабкам!

Сема.- Это не совсем то, чего вы опасаетесь, Любовь Ивановна. У птиц нет этого органа. Если только самая чуточка. У них есть карман для яиц – он ей, по возрасту, стал не нужен – бабка, думаю, и решила в нем устроиться.

Мать Леши.- В инкубатор ходила?! Еще того лучше! А ты, выходит, все знаешь? И тогда знал?!

Сема.- Почему? Вчера только прочел – в энциклопедии. Там картинки – все стало понятно.

Мать Леши.- А тебе все едино – с любимой и в шалаше хорошо! Да что ж это такое?! Попали в какую-то дырку, какую – никто не знает, и никто ничего не комментирует! Куда правительство смотрит?!

Сема.- Сейчас послушаем. Как раз про это.- (Включает радио громче.)

Торжественное обращение по радио.- …Неопознанный бегущий объект был прослежен со спутников и сопровождающими его истребителями до города Волоколамска и там исчез из вида и с радаров станций слежения. Ехавшие по Волоколамскому шоссе сообщили, что он имел вид гигантского страуса…

Бомж.- Я же говорил! Я последний его видел!

Участковый.- Последний, говоришь? Все, я тебя арестовываю. Последний – это всегда подозрительно. Тем более что помылся: сам же проболтался.

Бомж.- Роковая ошибка. Лучший козырь отдал: в метро, и то место уступали. И говорил ведь себе: молчать, молчать надо. Все думаю, что на кафедре.

Мать Леши.- Да тише вы! Мне надо знать, где я побывала!

Обращение.- Ученые выясняют теперь, что бы это могло быть…

Бомж.- А что гадать? Яснее ясного.

Обращение.- Есть все основания подозревать, что это не известное науке, доисторическое и в других частях света вымершее животное, которое наши предки приспособили под своего рода передвижные теплые кибитки, решив таким образом острую до сих пор проблему отопления и транспортных перевозок. Особый интерес вызывают обитатели этого дома. Надо со всей откровенностью сказать, что к ним было проявлено недостаточное внимание.

Мать Леши.- Ну, поехали. Самого главного так и не сказали.

Обращение.- Есть сведения, что им грозили выселением…

Участковый.- Все, выгонят! Со всей откровенностью – это с решением кадровых вопросов!

Обращение.- Будет произведено следствие, которые выявит виновных и примет соответствующие решения…

Участковый.- Соответствующие! Хорошо, если пенсию дадут! Виноват буду, что паспорта им не выдал! А кто ж еще? Не начальник же паспортного отдела!

Обращение.- Вновь, в очередной раз, было проявлено полное непонимание уникальности нового явления и его выгодности для народного хозяйства. Самый предварительный расчет показывает, что один туристический наплыв мог бы дать нашей стране прибыль порядка тридцати миллиардов долларов – не говоря уже о законной гордости россиян, сумевших сохранить в целости и сохранности реликты глубокой древности. Мы, однако, надеемся, что дело можно поправить. Мы направим по следам беглецов все имеющиеся у нас средства, дадим задания космонавтам, облетающим земной шар и имеющим возможность фотографировать любой объект, превышающий полметра в диаметре. Но мы еще и обращаемся к жителям столицы с просьбой о содействии в поиске. Есть сведения, что некоторые соседи ушедших продолжают поддерживать с ними связь: с Егорьей Ивановной и ее дальней родственницей Аленой, приехавшей в Москву и остановившейся у нее – к сожалению, без надлежащего паспортного оформления…

Участковый.- Все, ребятки! Тут не до пенсии – не загреметь бы! С палеонтологом на пару!

Мать девочки (матери Семы)- Некоторые соседи – это Сема, наверно? Карьера ему обеспечена! Можно на телевидение идти работать!- (Глядит на Сему с интересом.)

Обращение.- Мы гарантируем Егорье Ивановне и Константину Константиновичу полное восстановление в правах и достойную их стажа пенсию. Их участок будет объявлен федеральным заповедником и надежно огражден от незваных посетителей. Ушедших просим вернуться.

Участковый.- Ничего, обойдется. Начали за упокой, кончили во здравие.

Мать Леши.- Жди, вернутся они! Гуляет уже, небось, у речки и пасет своего страуса. С одной карты два раза не ходят. Выгони вон моего мужа из дому – его назад силком не затащишь.

Участковый.- Затянули панихиду! Что за упаднические настроения? Придут – куда они денутся? Разыщут, если надо, со спутников. И Сема у нас есть, под присмотром. На него тоже надежда. А не вернутся – что с того? Другие придут, поселятся. Их пожитки разбросаем, новым место очистим. Все перенесем и все вынесем!

Мать девочки.- Это вы в прямом смысле или переносном?

Участковый.- В самом что ни есть переносном. Верно, Сеня?

Сема.- Я что? Я как все.

Участковый.- Это правильно, но что ты думаешь по поводу всего этого?

Сема.- Думаю, что опять никто ничего не понял. Пойду на почту – письма писать.

Участковый.- По какому адресу?

Сема.- Известно, какому. На деревню бабушке. До востребования…